Мы требуем, начали они без обиняков, чтобы ты пригласил независимого эксперта расследовать, как Элисабет смогла открыть ресторан в помещении вязальни — здесь что-то нечисто. А почему вы так думаете, спрашивает он осторожно, пытаясь сохранить нейтральность в голосе. Разве этот дом не государственная собственность, почему она может использовать его таким образом, ведь есть правила эксплуатации подобных помещений, или кто угодно может устраивать там непристойности, и откуда у нее деньги, нужно ее разоблачить, пока не нанесла больше вреда, пока не увязла глубже.
Глава администрации смотрит в компьютер, непроизвольно водит мышкой, выходные его не отпускают: супруги три вечера подряд ужинали в «Тек-ле», три вечера — это три бутылки красного вина, много коньяка, пива, скрипки и губной гармошки, Харпа приходила и в пятницу, и в субботу, черт возьми, как же ее волосы сочетаются с красным платьем, он снова вздыхает, тянется за стаканом воды, пять женщин следят за ним, их руки превращаются в лес на бушующем ветру, как только упоминается имя Элисабет. Бросьте, говорит он наконец, отрываясь от мыслей о Харпе, теле под платьем: у нее были такие кошачьи движения, он никогда не замечал этого раньше, и потребовалось вполовину больше коньяка, чтобы подавить интерес к ней; бросьте, она просто трудолюбивая. Трудолюбивая! Да, трудолюбивая, а еще инициативная, быть инициативной ненаказуемо, и никто так, как она, не сможет редактировать нашу газету, она… Трудолюбивая, да, это точно: прилежно выставляет грудь перед мужиками, а потом крутит ими, как хочет, вы, мужики, все думаете одним местом, и она это знает, знает, что у вас только секс на уме. Но думать о сексе не преступление, часто говорил он, и при слове «секс» по его телу прошла легкая, очень легкая дрожь.
Как она получила дом под ресторан? Мы хотим расследования.
Она моя свояченица.
Мы хотим независимого эксперта из Рейкьявика. Вы слишком раздуваете, делаете из мухи слона. Например, юриста из государственного аудита. Будет вам, девушки.
Тогда мы подадим на нее в суд, и на тебя тоже. На меня?!
За то, что ее покрывал.
Глава администрации тяжело дышал, плотники перестали стучать и начали пилить листовое железо негодной пилой, он сдался, и через несколько недель приехал Аки.
Аки приезжает в деревню в самом конце сентября на новехоньком «форде-эскорте», останавливается в доме главы администрации, получает в администрации рабочее место; он среднего роста, стройный, ладный, кожа такая тонкая, что кажется прозрачной, всегда в элегантном костюме, дорогом пальто, моргает редко, ему сорок лет, и он разведен. Аки верит в цифры и планирование, эта вера лишила его брака: секс вечером по вторникам, время с детьми с восьми до полдевятого вечера по средам, только так и никак иначе, и абсолютно все равно, подходит ли это другим, ибо тот, кто не планирует свою жизнь, погибнет в беспорядке. В конце концов жена не выдержала, сказала, что планирование приняло у него маниакальную форму, вытеснив содержание, они уже два года как развелись, и вот Аки приехал в деревню тихим осенним днем, трава пожухла, перелетные птицы улетели, скрылись за линией горизонта, машина скотобойни объезжает хутора, деревню она покидает с пустым прицепом, а когда возвращается, в нем много блеющих ягнят, несколько молчаливых овец, очень угрюмый баран и один фермер, сопровождающий своих животных. Машина едет вниз по склону мимо «Теклы», задним ходом подъезжает к скотобойне, двое мужчин в темно-зеленых халатах до колен открывают двери, опускают ограждение в задней части машины, гонят животных в овчарню, которую иногда называют залом ожидания, но долго ждать обычно не приходится, животных всех до единого сгоняют в желоб, который приводит их на площадку, где забойщик, долговязый мужлан, быстро орудует пистолетом с выдвигающимся ударным стержнем, а на верхнем этаже наготове жаждущие работы руки. Мы иногда думаем о ягнятах в овчарне скотобойни: возбужденные жизнью, блеющие, смотрящие вокруг голубыми глазами, через день или два они станут замороженными тушками. Эти ягнята живут одно лето, одно короткое, очень светлое лето, второго у них не будет — патрон размозжит лоб над глазами, а мы останемся ждать зимы.
Десять рук приглашают Аки на кофе, три торта, блинчики со взбитыми сливками, два вида печенья, бутербродный торт, женщины рассказывают ему о деревне, обо всей деревне, о жизни и смерти, здесь нет кладбища, говорят они, и церкви тоже; Аки симпатичный, этого нельзя отрицать: гладко выбрит, темно-русые волосы безупречны. Женщины не раз приглашают его на кофе, в сущности, берут под свое покровительство, расспрашивают о расследовании, пытаются из него что-нибудь выудить, но безуспешно: он лишь размыкает тонкие губы и принимает настолько грозный вид, что они думают: теперь у Элисабет будут проблемы! Когда Аки пробыл в деревне неделю и уже дважды пил кофе у десяти рук, настало время поговорить с Элисабет; и нога его еще не ступала в «Теклу» — разумеется, он хотел подобраться к жертве осторожно, собрать данные, доказательства, выбить ее из колеи; он уже смотрел издалека, как она ходит по деревне.