Отогнув рукав, он взглянул на часы. Стрелка показывала начало десятого.
«Пора домой», — решил Желтов и, сделав по аллее еще два круга, направился в раздевалку.
Когда он поднялся в гору и вышел на площадь, часы на углу показывали уже половину десятого. Желтов пересек площадь и свернул в улицу. Редкие прохожие попадались навстречу. Фонари на столбах бросали матовые отблески света, и небо казалось от этого еще темнее. Через весь небосвод тянулась наискосок серебристо-голубоватая лента Млечного пути.
Поравнявшись с большими, ярко освещенными окнами аптеки, Желтов замедлил шаги, рассматривая сквозь зеркальное стекло витрин, запорошенных инеем, пузатые колбы и склянки с лекарствами.
Маленькая девичья фигурка скорым шагом скользнула мимо него и взбежала по каменным ступенькам на крыльцо аптеки.
Скрипуче запела пружина входной двери, и Желтов, повернувшись, увидел, как в дверях мелькнула знакомая вязаная шапочка и коротенькая шубка Нины Иванцовой.
«Чего это ей понадобилось ночью в аптеку?» — удивился он и, перейдя улицу, прислонился за выступом дома к ограде.
Немного спустя дверь опять заскрипела, и Нина Иванцова вышла из аптеки. И сейчас же навстречу ей из-за угла вышли трое парней и загородили ей дорогу. Обняв друг друга, они, шагая в развалку, пели.
унылым голосом выводил тот, что шел в центре. Пальто у него было распахнуто, ворот рубашки расстегнут; шапка-кубанка, сдвинутая на затылок, держалась, уцепившись за прядь спутанных волос.
Желтов узнал Мишку Собакина, известного в поселке пьяницу и дебошира.
Двое других были ему незнакомы. Обнимая Собакина, они сбивчиво подтягивали Собакину.
Нина быстро пробежала в сторону, но тот, что шел справа, с неожиданным для его вялой покачивающейся походки проворством ухватил ее за локоть:
— Куда так спешишь, детка?
— Пустите! — Нина изо всех сил рванулась, но дружок Собакина крепко держал ее за руку.
— Какая симпатичная девочка! И с таким характером, — сказал он заплетающимся языком и засмеялся.
— Пустите меня! Слышите? — задыхаясь, выкрикнула Нина, пытаясь вырваться.
— Ха-ха! — осклабился второй спутник Собакина.
Желтов, переложив сверток с ботинками в левую руку, быстро пересек улицу и, подбежав к парням, схватил Собакина за плечо.
— А ну, пусти, — негромко и спокойно сказал он.
Собакин обернулся, его дружки тоже повернули головы, и Нина вырвалась.
— А-а-а, — промычал Собакин, — это еще что за рыцарь выискался? Тебе чего, жить надоело?
Рука его недвусмысленным движением полезла в карман.
Желтов, сжав кулаки, пригнулся и коротким резким движением, развернув плечи, ударил Собакина в челюсть. Тот охнул и сел на снег. Те двое, сквернословя, толкали Желтова к забору. Защищаясь, он успел ткнуть кулаком еще одного и с удовольствием услышал, как тот взвыл от боли. Но вслед за тем ему подставили ножку и ударили в лицо, он упал. Потом послышался милицейский свисток, скрип снега и топот убегавших ног.
Желтов поднялся, прислонился к забору. Рядом с милиционером, тяжело дыша, стояла Нина.
— Спасибо…
— Пойдем, я тебя провожу, — сказал ей Желтов.
— Пойдем, — тихо согласилась Нина.
Всю дорогу они шли молча, и только когда остановились возле двухэтажного деревянного дома, Нина промолвила:
— Вот здесь я живу. Спасибо, что проводил. — Она занесла ногу в ботике на ступеньку крыльца и, повернувшись к нему, неожиданно предложила:
— Зайдем к нам.
— Неудобно как-то, — смутился Желтов. — Ночь… Поздно уже…
— Пустяки… Зайдем, обогреешься…
Они поднялись на второй этаж. Щелкнул замок. Вошли в прихожую.
— Раздевайся, — сказала Нина и, наклонившись к его уху, прошептала: — У меня мама больна… Я сейчас, только дам ей лекарство.
— Ниночка, это ты? — послышался из комнаты слабый голос матери.
— Я, мама.
— Кто с тобой пришел?
— Это, мамочка, мой хороший товарищ.
И Нина улыбнулась Желтову доброй улыбкой.
Желтов разделся, повернулся к зеркалу и, ощупывая под глазом багровый синяк, подмигнул самому себе: «Да, товарищ симпатичный. Разрисован, как картинка».
…Потом они сидели с Ниной в комнате рядом с прихожей и вполголоса, чтобы не беспокоить маму, говорили о цехе, о прочитанных книгах, о новых кинокартинах.
В комнате стояли шкаф и этажерка с книгами. Над столиком висел портрет военного в старой форме с тремя кубиками в петлицах.