Индейцы знали, что скоро ожидание станет для генерала невыносимым. Так и случилось.
— Пристрелите же меня, если вы собираетесь это сделать, проклятые краснокожие ублюдки! — закричал Кастер. — Хотите убить меня, так убивайте!
Ни один мускул не дрогнул на лицах воинов в ответ на ругательство. Оставаясь верхом, они бестрепетно, молча наблюдали и ждали, вооруженные извечным терпением своих предков.
— Чего вы ждете? — выкрикнул генерал, и голос у него сорвался. — Какого черта вы ждете?
Наконец он сломался и стал просить — жизни, смерти, чего угодно, лишь бы не ждать неизвестно чего. Пот и слезы, смешиваясь, текли по его щекам, плечи поникли. Воины ждали.
Наконец Кастер не мог больше выносить молчания индейцев. Затравленным взглядом он нерешительно обвел круг воинов. Затем сделал шаг вперед, потом другой.
Это был знак, которого ждали индейцы. Как по команде часть из них подняла оружие и тщательно прицелилась. Словно выполняя заранее продуманный план, каждый по очереди отпускал тетиву. Они стреляли один за другим, с непостижимой точностью и беспощадностью.
Когда свою цель нашла стрела Пумы, в его глазах блеснула ненависть, Таня же приветствовала свой выстрел улыбкой на искаженном молчаливой яростью лице.
По мере того как каждая новая стрела вонзалась в генерала Кастера, он дергался и вскрикивал. Не в состоянии держаться на ногах, он упал на колени и, в конце концов, без признаков жизни распростерся на влажной от крови земле.
Когда из груди генерала вырвался последний вздох, с души Тани словно сняли огромный груз. Закрыв глаза, она содрогнулась всем телом, глубина испытанного ею облегчения потрясла ее. Душа Тани как будто обновилась, она открыла глаза и улыбнулась Пуме.
— Свершилось. Долг уплачен… наконец.
— Мое сердце тоже полно радости, — сказал он, улыбаясь в ответ.
Затем началось то, что меньше всего нравилось Тане. Воины принялись снимать скальпы и собирать трофеи. Поскольку Кастера убивал не один человек и никто не мог похвалиться единолично одержанной над этим человеком победой, скальп с него не сняли, хотя некоторые из индейцев отрезали себе по пряди длинных светлых волос генерала. Пума взял себе золотую тесьму с фуражки Кастера, а Таня отказалась от всего, кроме золотистых пуговиц с генерального мундира. И даже это она взяла неохотно, не желая иметь ничего от этого ужасного человека. Таня все же решила оставить пуговицы как напоминание о его бесславном конце от рук людей, которых он так долго терзал.
Когда индейцы собрались вернуться в лагерь, подскакали два воина, ведя на поводу коня.
— Это лошадь Кастера, — сказал один из них. Все закивали, узнав породистого коня генерала. — Все остальные или убежали, или погибли во время боя. Что делать с этим животным?
Один из воинов быстро проговорил:
— Может, застрелить и оставить рядом с его хозяином? Нам от него не будет никакого толку.
Несколько воинов поторопились согласиться.
— Подождите. — Все глаза повернулись к Тане, люди почтительно ждали, что она скажет. — Не будем убивать коня. Пусть он останется здесь как знак поражения Кастера.
— Какой в этом смысл? — спросил Сидящий Бык.
Таня одарила вождя сиу кошачьей улыбкой.
— Кастер назвал своего коня Команч, вождь Сидящий Бык. Разве не знаменательно, что единственное уцелевшее после сражения существо носит имя одного из наших племен? Пройдут годы, и, когда станут рассказывать о событиях этого дня, разве не наполнится этот факт особым значением, усиливая нашу победу? Разве не посмеются тогда и не позлорадствуют?
Старый вождь расхохотался. Глядя на Пуму, он сказал:
— Вождь Крадущийся Как Пума, твоя жена-воин не только красива и отважна в бою, но и остроумна и совсем неглупа. Ты счастлив, владея такой женщиной.
Тане он сказал:
— Будет так, как предложила ты, Золотистая Подруга Пумы.
Все еще улыбаясь, он отдал приказ и возглавил победный марш назад в лагерь. А тем временем к телам погибших кавалеристов собирались канюки, чтобы по-своему отпраздновать победу индейцев. Тела немногих воинов, убитых в скоротечной схватке, понесли в лагерь, чтобы похоронить с почестями.
За последующие десять лун Летняя Гроза привыкла к тому, что ее мать возвращается из военных походов с окровавленным оружием и в перепачканной кровью одежде. Это было тяжкое и жестокое время для всех племен. Те, кто уже попал в резервации, зачастую страдали больше всех. Поскольку американское правительство не смогло установить, где находятся племена, устроившие то, что власти назвали «бойня на реке Литтл-Биг-Хорн», оно предпринимало недоброжелательные действия против индейцев, мирно живущих в резервациях. Сначала генерал Шерман получил полномочия ввести военный контроль над всей территорией резерваций сиу и обращаться с индейцами как с военнопленными, хотя они не имели никакого отношения к бою у Литтл-Биг-Хорн.