– Посидим, поболтаем. Ты не представляешь, до чего мне это важно. Потом, ты разучился танцевать. Совсем другой человек.
– Практики нет. – Хьюго закурил и, глядя на крутящиеся пары, впал в рассудительность. – Когда живешь в лесах, трудно поспеть за этими новыми па.
– Нет, танцуешь ты хорошо, но раньше… Когда я с тобой танцевала, я плыла на розовом облаке над сверкающим океаном.
– Исключительно точно, – одобрил Хьюго. – А сейчас…
– Давай поговорим про Миллисент, – предложила добрая Сью. – Расскажи мне все, ладно?
– Когда мне было лет пять, – начал Хьюго, – я ходил к учителю танцев. Меня учили, как сейчас помню, перебрасывать мячик из одной руки в другую. Не люблю хвастаться, но все как один шептались: «Кто это? Кто это?»
– Она очень красивая?
– Дай мне мячик, и я бы тебе показал. Но кто меня поймет? Где мячики? Где шимми[13], в конце концов? Так циником станешь, честное слово!
– Расскажи мне про Миллисент!
– Минутку! Танцы, насколько я знаю, восходят к древним египтянам, которые полагали, что изобрел их бог Тот. Фригийские корибанты[14] плясали в честь какого-то типа, а на праздниках Реи Сильвии[15] римляне тоже не ленились. Но что теперь бог Тот! Выдумывают, придумывают… И так всегда. Был ли хоть миг в истории, когда несчастный, но вполне благонамеренный танцор не садился в лужу?
– Господи! – сказала Сью. – И это все потому, что ты наступил мне на ногу!
– Хьюго Кармоди не любит наступать на ноги, – сказал он. – И у него есть своя гордость. Слышала про отца Мариану?
– Нет.
– Мариана, Хорхе[16]. Тысяча двести что-то. Учился дома и в Лейпцигском университете. Увлечения: рыбная ловля, роспись рукописей, жевание какого-то корня. Неужели не слышала?
– Бог с ним. Расскажи лучше про Миллисент.
– Папаша Мариана считал, что танцы – смертный грех. Особенно он ополчился на сарабанду. Как я его понимаю! Без всяких сомнений, он учился плясать фанданго. Научился – и что же? Не танцуют, в моде сарабанда! Стоял он у стенки, стоял, и пожалуйста! Ты хотела узнать про Миллисент?
– Да.
– Лучшая девушка в мире.
– Правда?
– Еще какая! Это всем известно. Съезди в Шропшир.
– И она тебя любит?
– Между нами, – доверительно сказал Хьюго, – я тоже удивляюсь. Я не бросаю слов на ветер. И я тебе признаюсь: я ее не стою.
– Ты очень симпатичный!
– Возможно. Но ее – не стою. Она – это ангел, спустившийся тихим утром в сады старого замка, к лаврам и розам.
– Хьюго! Вот не знала, что ты еще и поэт!
– Тут станешь поэтом. Ты бы ее видела!
– Ты ее очень любишь?
Хьюго пылко хлебнул шампанского и выкатил глаза, словно служил в джазе у Леопольда.
– Безумно. А когда я вспомню, что я ее обманул…
– Обманул?
– Еще нет, но сейчас обману. Сейчас меня соединят с замком, и я скажу, что вот-вот лягу спать. Понимаешь, Миллисент не всегда правильно реагирует. Если что-то дойдет до ее перламутровых ушек…
– Понимаю. Ронни такой же.
Хьюго удивился:
– Ронни?
– Да.
– У него перламутровые ушки?
– Нет, он ревнует. Он просто взовьется, если узнает, что мы здесь были.
– Не узнает!
– Конечно. Потому я тебя и попросила: не говори ему.
– Кто, я? Мой девиз – «Молчание и тайна». Слава Богу, Миллисент никто не скажет. А, вон идет добрый вестник! Готово? – спросил он мальчика, подходившего к столу. – Ну, я недолго. Не скучай.
– Постараюсь, – сказала Сью.
Проводив его взглядом, она стала смотреть на пары. Глаза у нее сияли, щеки алели, и Перси Пилбем, притаившийся неподалеку, думал о том, что не видел ее такой красивой. Пропетляв между теми же парами, он сел на пустой стул. Некоторые просят разрешения у дамы; некоторые – но не все.
– Добрый вечер, – заметил Пилбем.
Сью оглянулась и увидела очень неприятного человека, сгустившегося из воздуха.
– Разрешите представиться, – сказал он, – Пилбем.
В этот самый миг Роналд Овербери Фиш в изящнейшем, но не вечернем костюме оглядывал ресторан пламенным взором.
3
Ронни добирался так долго до Лондона потому, что сперва что-то испортилось в машине, пришлось гнать ее обратно, чтобы шофер лорда Эмсворта все починил, а потом, у Оксфорда, он менял шину. К дому, где жила Сью, он подъехал, когда они с Хьюго входили в ресторан.
Двери она не открыла, и, жалея о том, что не послал телеграмму, Ронни собрался было пойти в свой клуб «Трутни», как вдруг увидел Бетфорда, привратника.
15
16