– Он унизил моего отца, – пояснила она.
– Бернар Клервоский[8] очень набожный человек, – мягко упрекнул ее Жоффруа. – Помимо всего прочего, он ищет ясный путь к Господу и если иногда проявляет излишнюю требовательность и эмоциональность, то исключительно ради общего блага, и не нам об этом судить, а Всевышнему. Встретишься с ним в Париже – веди себя разумно и достойно, как подобает твоему положению.
– Да, святой отец, – спокойно согласилась Алиенора, хотя в душе ее бушевала буря.
Жоффруа легко коснулся ее лба губами:
– Я горжусь тобой, как гордился бы твой отец, будь он с нами.
Алиенора сглотнула, сдерживаясь, чтобы не расплакаться. Будь ее отец сейчас с ними, ей не пришлось бы заключать этот брак. Ее оберегали бы и холили, и все было бы хорошо, но нельзя об этом думать, иначе она обязательно поставит ему в вину, что он умер и завещал ей все это.
В отсутствие Алиеноры свадебные подарки Людовика перенесли в ее покои и разместили на столе, чтобы она рассмотрела их на досуге. Многим предметам суждено было остаться в ее владении лишь короткое время; ей предстояло преподнести их церкви или одарить ими важные, влиятельные семейства. Среди них реликварий с осколком кости святого Иакова. Серебряный с позолотой ковчег украшали жемчужины и драгоценные камни, дверца из горного хрусталя открывалась на петельках, а за ней пряталась золотая шкатулка с бесценными мощами. Была еще пара эмалевых подсвечников, две серебряные курильницы и шкатулка с кусочками ароматного ладана.
Для личного пользования Алиеноры предназначался венец, украшенный самоцветами, а также броши, кольца и подвески. Петронилле подарили ободок в виде изящных золотых розочек, усыпанных жемчужинами и сапфирами. Он и сейчас был на ней, приколотый к каштановым кудрям, пока она играла с цветными стеклянными шариками, подаренными Раулем де Вермандуа.
Алиенора огляделась; оставалась еще целая гора неисследованных ларей, и она почувствовала себя гостем на банкете, где подавали слишком много перемен блюд. Слишком много вокруг богатства, слишком много золота – вся эта роскошь буквально душила ее. Она торопливо переоделась из парадного платья в простое – прохладное, льняное, а изящные вышитые туфельки сменила на сапожки для верховой езды.
– Пойду в конюшню навестить Жинне, – сказала она.
– Я с тобой, – вызвалась Петронилла, убрав стеклянные шарики в свой сундучок. Алиенора предложила сестре снять золотой ободок, но та замотала головой и надула губы. – Я хочу его оставить, – заупрямилась девочка. – Не бойся, не потеряю.
Алиенора бросила на нее возмущенный взгляд, но решила не затевать спора. И без того неприятностей хватало, чтобы еще ссориться с Петрониллой.
Жинне приветствовала Алиенору тихим ржанием и жадно потянулась к хлебной корке, которой угостила ее хозяйка. Девушка гладила кобылу, с удовольствием вдыхая сладкий запах соломы и лошади.
– Ты не волнуйся, – шептала она любимице, – я заберу тебя с собой в Париж, ни за что не оставлю здесь. Обещаю.
Петронилла прислонилась к дверному косяку и внимательно смотрела на сестру, будто эти слова предназначались ей. Алиенора зажмурилась и прижалась лбом к гладкой теплой шее лошадки. В мире, где многое менялось так быстро, она находила утешение в дорогом существе, знакомом и искреннем. Лучше переехать в конюшню, чем возвращаться к себе в спальню, где ее ждала сверкающая гора свадебных подарков.
Когда стемнело, Петронилла дернула Алиенору за рукав.
– Хочу прогуляться по саду, – сказала она. – Посмотреть на светлячков.
Алиенора позволила младшей сестре увести себя во двор, где они недавно пировали. Сейчас стало гораздо прохладнее, хотя от стен все еще шло мягкое тепло. Слуги успели сложить треногие столы, убрать белые скатерти и дорогие приборы. Рыбки в пруду лениво плескались, выскакивая из воды за мошками в последних лучах света. В воздухе стоял густой запах горячих камней. На сердце Алиеноры лежала тяжесть. Сначала потеря отца, потом принуждение к замужеству, а теперь еще ей предстоит оставить дом и отправиться в Париж в компании незнакомых людей, один из которых – ее собственный жених.
8