Зал был заперт.
Стоявший перед дверью лакей поклонился ей:
– Его светлость желает видеть вас, мисс Ламберн.
– Почему зал закрыт? – спросила Мерлин.
Он невозмутимо смотрел на нее.
– Отоприте дверь.
– Простите меня, мисс Ламберн. Я получил указание его светлости этого не делать.
Мерлин изумленно смотрела на него, и она ощутила, как сердце ее стало падать.
– Он ожидает вас в кабинете, мисс Ламберн, – сказал лакей. – Прямо сейчас.
В первый момент она хотела взбунтоваться, в сознании ее пронеслись разнообразные способы штурма, взрыва, поджога или вышибания двери. Она молчала, и широкоплечий лакей сверху вниз смотрел на нее, подняв брови и вежливо улыбаясь.
Мерлин осознала, каково ее положение.
Глубоко вздохнув, она развернулась, но, пройдя несколько шагов по коридору, вдруг остановилась и возвратилась.
– Простите, – тихо попросила она лакея, – не могли бы вы указать мне дорогу?
Он проводил ее, ступая впереди по длинному коридору и многократно сворачивая. Подойдя к кабинету Рансома, слуга не стал дожидаться разрешения войти, а просто распахнул дверь и объявил о ее приходе.
Рансом поднялся из-за стола. Он бросил беглый взгляд на стул, и этого оказалось достаточно, чтобы лакей подвинул его Мерлин, усадил ее и беззвучно вышел из комнаты. Рансом, скрестив руки, спокойно устроился за столом и посмотрел на девушку. Она втянула голову в плечи, как одна из близняшек, когда ее отчитывали за беспорядок.
– Доброе утро. – Приветствие звучало несколько напряженно и потому не очень дружелюбно.
Мерлин посмотрела на него. Ей вдруг очень захотелось прижаться к его груди и заплакать. Но вместо этого она сказала:
– Утро сегодня вовсе не доброе.
Рансом нахмурился. Мерлин показалось, что она не видела его уже несколько лет. Что-то в нем изменилось. Он уже не казался таким властным и уверенным в себе. Скорее, раздражительным и почему-то более опасным – как человек, которого вынудили принять вызов. Его желтовато-зеленые глаза потемнели.
– Жаль, если так, – сказал он.
Мерлин надула губы.
– Как я понимаю, ты уже почти доделала говорящую коробку.
– Да, мистер герцог, – холодно произнесла она, стараясь придать голосу официальный тон. – Скоро я смогу уехать домой.
– Как долго осталось работать?
– Немного. Возможно, одну неделю.
– Если бы ты занималась только этим, смогла бы все закончить еще неделю назад.
Она промолчала, удивленная и немного уязвленная незнакомой ей категоричностью его тона.
Еще более сурово он сказал:
– Моя мать и ее хрустальный шар уверены, что ты не ждешь прибавления.
Мерлин растерянно моргнула:
– Прибавления чего?
– Прибавления моего потомства.
– Потомства?!
– Да. – Он смотрел не на нее, а в окно. Пальцы его барабанили по краю стола. – Дети… мы же говорили об этом.
– Правда?
Он на секунду закрыл глаза:
– С тех пор как ты приехала в Фолкон-Хилл… твой график не сбился со сроков?
– Я старалась. – Она обрадовалась его неожиданному интересу. – Но несмотря на это, мистер Пеммини, похоже, по-прежнему впереди.
Он удивленно взглянул на нее:
– Ты прямо как с луны свалилась. Я имел в виду, соблюдался ли у тебя месячный цикл?
Мерлин не сразу поняла, что он его интересует.
– А! – наконец воскликнула она. – Ты говоришь о менструации?
– Если ты предпочитаешь называть вещи своими именами, то да.
Она кивнула:
– Да, как только я приехала.
В его лице что-то едва заметно изменилось. Он кивнул:
– Что ж, уже легче.
Мерлин не понимала почему. Она начала рассказывать ему, что это событие случается достаточно регулярно, и в нем нет ничего такого, чему следовало бы особенно радоваться. Но Рансом отвернулся и начал рыться в каких-то бумагах на столе. Он протянул ей лист бумаги.
– Вот тебе еще один график, – сказал он. – Новый, специально для тебя.
Мерлин взяла протянутый листок и увидела список уроков: верховая езда, хорошие манеры, ведение беседы… Она удивилась и нахмурила брови.
– Я не могу заниматься всем этим, – воскликнула она. – У меня нет времени!
– Не могу согласиться с этим возражением. Как видишь, мистер Коллетт нашел время для каждого занятия. У тебя еще останется достаточно времени для еды и отдыха. Думаю, это гораздо лучше твоего прежнего образа жизни.
– Но как же моя летательная машина? Здесь она вообще не указана!
Он повертел перо:
– Видишь, сколько появляется времени, когда человек избавляется от глупостей? И совершенно незачем доводить себя до изнеможения.
– Рансом! – со слезами воскликнула она.
Он холодно посмотрел на нее своими зелеными глазами:
– Бальный зал закрыт.
– Это несправедливо! Несправедливо! Ты обещал, что если я буду работать над говорящей коробкой, то смогу делать и летательную машину.
– Мы никогда не заключали такой сделки.
– Заключали.
– Нет.
– Это грязная ложь, мистер герцог! Ты говорил, я смогу здесь опробовать крыло. Ты говорил, здесь достаточно места и устойчивый ветер.
Он принял недовольный вид:
– В то время я еще не знал, чем это обернется.
– Но обещание есть обещание.
Он подошел к ней, схватил за руку и заставил встать со стула.
– А жизнь есть жизнь. Я не настолько щепетилен в отношении своей чести, чтобы из-за нее поставить под угрозу твою глупую голову. Ты говоришь, я обещал? Что ж, тогда я нарушаю свое обещание.
Она пристально посмотрела на него. Его пальцы больно сжимали ей локоть.
– Вот так просто? А я-то то считала, что твоя честь – единственное, что тебя волнует.
– Мой принцип – целесообразность. Я всю жизнь занимаюсь политикой, не забыла?
Она поежилась, пытаясь освободиться:
– И это дает тебе право забирать свое слово обратно?
– Среди политиков это обычная практика. – Он криво улыбнулся. Несмотря на все старания, он легко удерживал ее. – Средства не имеют значения, когда важен результат. Если ложь помешает глупому офицеру «с честью» растерять половину войска в нелепой, бессмысленной стычке, то, можешь быть уверена, я солгу. Твоя говорящая коробка нужна мне потому, что она может спасти жизни многих британцев. И я хочу, чтобы ты была здесь, потому что тогда я смогу спасти и твою жизнь. – Он еще крепче сжал ее. – Если я что-то пообещал ради достижения этих целей, было бы разумно выполнять обещания, которые мешают их осуществлению, как ты думаешь? Мне нужна говорящая коробка, и мне нужно, чтобы ты была в безопасности, Мерлин!
– Но я в безопасности! Я же здесь!
– Да. И в любой момент можешь упасть со своего проклятого кошачьего сиденья и разбиться насмерть!
Она внимательно посмотрела ему в глаза:
– Так вот из-за чего ты сердишься?
Пальцы его судорожно сжались:
– Что?
– Кошачье сиденье! – Она высвободила наконец свою руку. – Ты сердишься из-за кошачьего сиденья! Но почему? Ты слишком важный, чтобы позволить себе хоть немного удовольствия?
– Не говори ерунды.
– Я просто хотела, чтобы ты понял, почувствовал, на что это похоже.
На лице его застыло странное выражение. Он бросил на нее холодный взгляд.
– Да уж, – сказал он, – не бойся, я понял, на что это похоже.
Мерлин закусила губу. Она не была ему достойным соперником в споре, и сама понимала это. Одно дело – одержать победу над уравнением, и совсем другое – повлиять на решение настоящего герцога, рожденного командовать и держать людей в почтительном страхе.
Он больше не пытался к ней прикоснуться. Мерлин ощутила, что ее решимость стала слабеть.
– Это несправедливо, – снова пробормотала она, не в состоянии придумать что-нибудь более убедительное, когда он так сурово и пристально глядел на нее.
– К дьяволу справедливость, – ответил он.
Мерлин бессильно опустилась на стул и откинула упавшую на глаза прядь волос. Она была готова расплакаться, но, не желая показаться слабой, сдерживалась изо всех сил. Вдруг она вспомнила, что в определенные моменты слезы являлись вполне эффективным оружием, особенно когда было необходимо склонить к своей воле Таддеуса и Теодора. Мерлин подняла голову и почувствовала, как теплая капля катится вниз по щеке.