Я не говорила, что сирота?
Конечно, не говорила. Никому не рассказывала.
Ты первый…
Меня бросили на скамью подле церкви. Зимой. В начале февраля. Истошные крики младенца услышал батюшка Матвей и с Божьей помощью спас мою жизнь.
Мне повезло – я не помню годы, проведенные в детском доме. Меня, двухлетнюю и молчаливую, увидели, как заветную игрушку на витрине, влюбились и решили, что удочерят. Бездетные супруги, Мария и Владимир, которым было далеко за сорок, обрели во мне смысл жизни.
Жаль, не оправдала их надежд.
Я старалась изо всех сил угодить им и их желаниям. Они искренне верили, что я вырасту той, кем они загадали: веселой, творческой, открытой. Свободной от комплексов и других человеческих предрассудков. Записали меня в кружок танцев, в школу маленьких художников, читали каждый вечер замечательные детские книги, которые я любила слушать и уплывать в вымышленные миры писателей. Разговаривали со мной, веселили, любили и часто обнимали. Очень часто. Так продолжалось до семи лет.
Пять лет они были непреклонны.
Пять лет выдалбливали, кусочек за кусочком, гранит моего молчания, моей отстраненности.
Безуспешно.
Я не могла – но хотела! – стать другой. Потому что я такая. Такой и примите.
Не приняли и ничего не сказали.
Приемные родители отстранились от меня – дали свободу. Полную свободу, подарившую крылья, с помощью которых я упорхнула ввысь. Летала, летала. Не ведая, что пути обратного нет и не будет. От этой истины крылья вспыхнули, обожглась душа. Почерствела. Скукожилась. Неполноценность нависла черной тучей, закрыла солнце – свет. Я снова потеряла Богов. Я потеряла путь, себя, мир. Я замкнулась еще больше, загнав себя в болото. В котором вязла, увязала.
А потом меня толкнули в школе.
Прогноз врачей был неутешителен. Перелом позвоночника в шейном отделе с частичным повреждением спинного мозга. Была на волоске от смерти, говорили мне врачи, повезло.
Повезло.
Бог миловал.
Правда, тараторили они, повреждения настолько серьезны, что встать с постели уже не получится. 99 процентов, что до конца своих дней мне лежать и не двигаться, быть овощем.
Я не кричала, не плакала, не истерила. Просто я не поверила врачам и улыбнулась им и приемным родителям. Мария не выдержала, разревелась, убежала, пошатываясь из стороны в сторону. Владимир стоически держался. Настоящий мужчина. Смелый и гордый. Любила его по-своему. По-особому. Только вот он не почувствовал. Не прочувствовал.
– Дочь, ты как?
Я кивнула. Это значило, что все хорошо.
– Не сдавайся.
– Не сдамся.
Он поцеловал меня в лоб и ушел. Надолго ушел. Убежал от меня. Бросил вместе с Марией.
От меня отказались.
Я не винила их.
Нет.
Только себя.
Лежа глубокой ночью без сна, я мечтала о вечном и зыбком. Мечта обрести покой, умереть, убежать из мира боли и страдания – не самая лучшая мечта для маленькой девочки. Но это была моя мечта. Я молила Бога забрать то, что дал… вырвать сердце, задушить, вспороть живот, вскрыть вены, выстрелить из лука, пронзив тело смертоносным ядом. Мне было все равно как умереть. Главное – сделать последний вздох и выпорхнуть из умершего тела. Стать свободной.
С такими грешными мыслями я провалилась в сновидение, которое перевернуло реальность вверх тормашками. Сновидение изменило мой мир. Меня. Мою жизнь и судьбу. Все…
Во сне я лежала в высокой траве, в которую затесались одуванчики с белыми куполами. Дивно пели сойки, спрятавшиеся в вязах.
Я потянулась, зевнула и, как по взмаху волшебной палочки, встала на ноги. Не чувствуя боли, скованности в движениях…
Засмеялась.
Смех был другим.
Лучше.
Со слезами на глазах я бежала по зеленой поляне, подпрыгивала на ходу.
Испив воды из журчавшего ручейка, я изрядно подивилась своему отражению. Некогда миловидное личико трансформировалось в личико маленькой принцессы с большими голубыми глазами, аккуратным носиком, пухлыми щечками и губками-бантиками, растянувшимися в милейшей улыбке. А какие у меня были волосы – просто загляденье! Длинные, волнистые, вьющиеся на кончиках, цвета пшеницы.