Я сказала об этом медсестре, и та, улыбнувшись, умчалась куда-то, а через полчаса ко мне в палату, хромая, с тяжелой отдышкой, зашел чахлый и сгорбленный старик с добродушной улыбкой на лице; в руках он держал пожелтевшие страницы, исписанные синими чернилами. Он поздоровался, представился – его звали Дмитрий Орлов, – спросил, как меня звать и какие книги я читала.
– Ты много читала. Можно сесть к тебе поближе?
– Если хотите.
– Мой голос уже не так могуч, старый стал. Почти век топчу землю.
– Вам сто лет?!
– Пока девяносто девять, – он засмеялся, глядя на мои выпученные и удивленные глаза. – Не верится, да? И мне не верится. Когда-то я был молод, как ты. И со мной случилось нечто невероятное.
– Что?
– Я побывал в другом мире – в Иллюзионе.
– Правда? – я бы ни за что не восприняла его слова всерьез, если бы не сон. Как странно. То волшебный сон, то этот древний старик со своей теплой, согревающей улыбкой. Я все еще сплю?
– А зачем мне врать?
– Не знаю… чтобы мне было веселее.
– Я всю свою жизнь посветил семье и писательству. Поэтому предлагаю тебе забыть о правде и о вымысле, а просто послушать мой рассказ. Договорились?
– Договорились.
Неутомимый старик читал мне весь вечер, а я, развесив уши, слушала его тихий, обласкивающий голос, уносивший меня все дальше от стен больничной палаты – в мир сказки, на планету Иллюзион.
Слушала с закрытыми глазами. Парила, обретя крылья. В вышине, в сизой дымке, расстилающейся над извилистой рекой, среди мерного порхания крылышек невидимых существ – я почувствовала прикосновение чьей-то теплой ладони.
Вздрогнула. Открыла глаза.
– Прости, что разбудил, – он смутился и отдернул сморщенную, всю в пигментных пятнах руку. – Ты уснула, хотел укрыть покрывалом.
– Как странно. Мне приснилось, что я ощутила ваше прикосновение.
Он начал складывать рукопись.
– Мне пора.
– Ваша повесть удивительна, – призналась я.
– Благодарю.
– Вы почитаете мне завтра?
– С большим удовольствием.
– Перед тем как вы уйдете, пожалуйста, прикоснитесь к моей руке. Хочу проверить. Что-то с ней не так.
Он сжал мою ладонь, заставив меня расчувствоваться.
– Ты чувствуешь?
– Да.
– О, Боже! – старик прослезился вместе со мной. И с улыбкой добавил: – Это ведь чудо!
Виктория с трепетом в голосе говорила, как за две недели встала на ноги, а еще через семь недель – бежала по траве, босая, румяная от летнего солнца, навстречу теплому ветру, проникающему через поры, через сердце прямиком в душу, наполненную счастьем.
Счастьем быть полноценной.
– Не описать, через какие муки я прошла (в плену собственного тела) и что испытала, обретя свободу. Мне даровали второй шанс, вторую жизнь. Начать все заново. С чистого листа. Я продолжала учиться в школе, стерев прошлое, омраченное невзгодами, и каждый день боролась с собой… с застенчивостью и скромностью. Избегала одиночества, ибо боялась его, как врага. Записалась в кружок танцев, которые раскрепостили меня и открыли для мира людей. Стала каждые выходные ходить с туристическими группками по уральским красивейшим местам (и нам были нипочем зимняя стужа или весенняя морось). Завела друзей, с которыми обычно весело и озорно коротала время.
– Ты жила в приюте? – спросил я.
– Нет. Не довелось. За мной вернулись приемные родители.
– Вот свол… – хотел выругаться, но вовремя осекся. – Извини.
– Сволочи! Что тут скрывать и извиняться? Говори как есть.
– Как ты смогла простить их после того, что они сделали?
– Со временем я простила многое. Тем более родители, упрекавшие себя в испорченности и других смертных грехах, когда оставили меня на три долгих месяца взаперти с собственными мыслями, были так ко мне внимательны и добры, что любой ребенок-сирота позавидовал бы. Я и не жаловалась. Как уже говорила, не вспоминала о прошлом. Как, впрочем, и они. Им совестно, мне – больно. Зачем ворошить то, что кровоточит? Мы предпочли двигаться дальше.
– Ты очень смелая и сильная…
– Думаешь?
– Я не смог бы жить с теми, кто в любой момент может бросить.
– Никто никого не бросал, – она нежно улыбнулась и спросила: – Есть вино?
– Да.
– Не против, если мы выпьем по бокалу?
– Уже несу.
Мы выпили по бокалу вина.