Лена, поборов дикое желание сглотнуть внезапно набежавшую слюну, продолжает:
- Я думаю, нам не стоит больше видеться. Я замужем. Муж в отъезде сейчас. Ребенок в деревне у бабушки.
И добавляет, глядя насколько возможно твердо и прямо в темные яростные глаза:
- Я очень хорошо провела время с тобой. Спасибо.
По его лицу понятно, что лучше бы ударила. Потому что теперь он еле сдерживается, чтоб не ударить самому.
Но, надо отдать должное, берет себя в руки быстро, усмехается, оглядывая ее опять, как в первый раз, медленно-тягуче. Нахально.
- Всегда пожалуйста, малыш. Звони, если что.
Делает движение, чтоб подойти, но Лена отшатывается еле заметно. Она опасается, что, если опять почувствует его жаркое тело рядом с собой, то растечется лужицей по паласу, вцепится в него всеми конечностями и будет умолять не уходить. Проклятая память тела, которому сделали так хорошо, как никогда до этого.
Данил понимает это движение по своему, потому что зло поводит шеей и проходит мимо, к выходу.
Лена стоит, смотрит в кровать, на то место, где только что лежал Данил, не вздрагивая от звука захлопнувшейся двери, от рева мотора байка.
Потом, вздохнув, собирается на работу.
Разные весовые, да.
Летние каникулы. Июль.
Новый ночной клуб, открытый совсем недавно, как раз к сезону, особо не впечатлял.
Нет, само собой, он был неплох.
Музыка, модный нынче дизайн в стиле Великого Гетсби… Нихрена оригинального с претензией на оригинальность. И название тоже… С претензией. "Гетсби".
Но, как и всякое, с размахом открытое, новое , модное заведение, в пятницу вечером оно было переполнено.
Наряду с уже до блевоты знакомыми рожами, которые кочевали из одного клуба в другой, было много нового и интересного.
Данил, лениво облокотившись на перила возле столика, позволяющие с высоты видеть танцпол, расположенный вокруг барной стойки и сцены, дымил кальяном и разглядывал танцующих людей.
Времени было уже много, бесплатный коктейль для всех девушек на входе сделал свое дело, и теперь оставалось только чуть подождать. Скоро телки, что пришли сюда в поисках приключений, перепьются и начнут искать эти самые приключения.
Будут извиваться призывно в танце, поглядывая на всех, мало мальски симпатичных и свободных мужиков, самые отбитые и пьяные полезут на стойку (ее, кстати, именно для этого и делали такой крепкой и широкой, да еще и лесенки приставили с двух сторон). И их прямо оттуда можно будет брать и везти домой трахать. Ну, или брать и вести в туалет. Или на улицу. Или в машину. Короче, у кого на что хватит бабок и фантазии.
Данил не был особым любителем такого вида спорта, но иногда пользовался. В охотку.
Вообще, пьяных баб он не любил. Всегда сложно соблюсти тонкую грань между веселой подвыпившей женщиной, которую спиртное только раскрепощает и заставляет вытворять в постели безумные вещи (а их потом так стыдно и сладко вспоминать), и пьяным бревном, пытающимся быть изящной лодочкой. Это выглядело смешно и странно. Само собой, если ты сам не ужратый в хлам. Тогда все пофиг уже.
Сегодня он не хотел нажираться. Настроения не было совершенно. У него вообще последние пару недель не было настроения.
Вот как вылетел тогда злой, как черт, из квартирки этой бабы, так и ходил, с недовольной мордой, пугая приятелей. Уж они-то прекрасно знали, что значит перекошенная рожа солнечного мальчика Данила.
Это его так одна девчонка прозвала, из их компании, еще лет шесть назад, когда он реально был солнечным веселым мальчиком, распространяющим лучи света и позитива вокруг.
Данил даже улыбнулся воспоминаниям. Было весело, офигеть как весело!
Школа, старшие классы, спорт, первые отвязные тусовки, первые заработанные самостоятельно бабки. И девчонки. Много девчонок, вешающихся на веселого солнечного мальчика пачками.
Кстати, о девчонках.
Данил выпустил струю дыма и начал лениво скользить взглядом по двигающимся в танце фигурам. Некоторые были очень даже ничего. Но пока напрягаться не хотелось. Может, потом.
Вообще, как заметил Данил, последнее время красивых баб вокруг стало больше.
Он с усмешкой вспомнил реакцию своего партнера по бизнесу, американца, впервые попавшего в русский ночной клуб.
Он тогда едва без головы не остался, бедолага, так разглядывал дефилирующих мимо телок. И все вскрикивал восхищенно, заставляя непроизвольно морщиться от громкого голоса и от жуткого южного диалекта, из-за которого разобрать его востроги было сложно.