— У одной леди по имени Эстель. Это мать моего лучшего друга. Его зовут Дэнвилл Тейлор, он играет за «Соколов».
— О, вот как. — Хорошо бы еще знать, кто такие эти «Соколы», подумала она, но промолчала.
— Это делается так. Берешь банку сладкого сгущенного молока и пачку мягкого творога, который смешиваешь с лимонным соком. Потом…
Фрэнки с трудом удержалась, чтобы не заорать на него. Ей совсем не нужен был рецепт творожного пудинга, и она все больше раздражалась с каждой секундой. Когда же наконец этот мужчина начнет атаку, хотела бы она знать!
Она тут умирает от желания, чтобы он обнял и поцеловал ее, а он сидит себе как истинный джентльмен, рассуждая о рецепте творожного пудинга, который дала ему чья‑то мать. И каждый раз, когда их глаза встречаются, у нее такое ощущение, будто он прикасается к ней.
Эрик знал: если он прикоснется к ней, то в два счета потеряет контроль над собой. С той минуты, когда он заехал за ней, его желание бушевало подобно пожару, и ему приходилось так часто подавлять и тушить этот огонь, что он чувствовал себя совершенно измотанным — словно сыграл без замены весь матч против «Чикагских медведей».
Проклятье! Он не хотел, чтобы она думала, будто он привез ее сюда, к себе домой, с одной целью — уложить в постель. Но когда он смотрел на нее в мерцающем свете огня и видел эту прикрытую кусочком кружева соблазнительную ложбинку и туго обтянутые джинсами бедра и ягодицы, его желание становилось почти непереносимым.
— Как насчет того, чтобы поставить музыку? — Он поднялся на ноги в отчаянной попытке отвлечься на что‑нибудь другое.
— Эрик. — Ее хрипловатый голос звучал завлекающе. — Конечно, обязательно поставь музыку, но потом иди и садись рядом со мной, хорошо, Эрик?
Так она в конце концов оказалась у него в объятиях и удовлетворенно вздохнула, когда их губы встретились. Но этот вздох превратился почти во вскрик, когда он завладел ее ртом с бурной, неудержимой страстью, побудившей ее собственное желание выплеснуться из сокровенных глубин навстречу его неистовому поцелую.
Крутые холмы его мышц дрожали под ее прикосновением, и она провела руками по его плечам, потом вниз по груди, ощущая под пальцами бешеный стук его сердца. Его ладони, распластанные у нее по спине, притянули ее еще ближе к нему, он оторвал ноги от пола и вытянулся на диване, а она оказалась лежащей на нем, ее ноги между его ногами, и только грубая ткань джинсов отделяла их тела друг от друга.
— Фрэнки… — Он едва слышно выдохнул ее имя пересохшим от страсти горлом. — Если ты хочешь прекратить это, то лучше скажи прямо сейчас, потому что еще несколько минут, и…
Его затвердевшая плоть пульсировала у нее под бедрами, и желание обдавало ее волнами жара. Она пошевелилась, будучи не в силах сдержать волнение, и он пробормотал какое‑то проклятье.
— Фрэнки? — Вопрос прозвучал резко, отчаянно. Его дыхание стало быстрым и коротким, но он держал себя в руках. — Ты этого хочешь?
Он давал ей возможность принять окончательное решение, и теперь, когда момент для этого наступил, ее охватила радость. Ведь действия гораздо эффективнее слов. И ей теперь не придется придумывать, как предложить ему завести с ней роман. Она может просто начать его — прямо здесь и сейчас.
У нее был какой‑то миг страшного сомнения, но она напомнила себе о принятом решении. Это ведь то, что ей нужно, то, что она мысленно себе представляла и чего хотела, разве не так? Еще ничто и никогда не создавало у нее ощущения такой неизбежности, как это.
Очутиться у него в объятиях было все равно что вернуться домой после долгого и трудного путешествия. И помимо страсти она ощущала удивительное чувство полной защищенности.
Постепенно она заставила себя расслабиться.
— Да, Эрик. Да, — прошептала она возле самого его уха. — Люби меня, пожалуйста.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Фрэнки была теплой и гладкой на ощупь и состояла из выпуклостей, мягких равнин и соблазнительных впадин, а Эрик налит силой и каменно‑тверд, его мышцы вибрировали под изучающими прикосновениями ее пальцев.
— Долой эту одежду…
Несмотря на силу желания, обуревавшего их обоих, он раздевал ее медленно, с нежной осторожностью; ему пришлось сесть, чтобы расстегнуть ее шелковую рубашку и снять ее.
— Проклятье, мои пальцы слишком толсты для этих пуговиц.
Его руки немного дрожали, и расстегивание крошечных пуговиц стоило ему немалых усилий. Он губами прослеживал медленно открывающуюся дорожку, заставляя ее делать резкий вдох каждый раз, когда его горячий рот скользил по ее чувствительной коже.
— Вот это… — выдохнул он, проводя пальцами по шелковистой ткани ее камизоли. — Испорченная девчонка, так ты нарочно выставляла это, просто чтобы свести меня с ума?
Фрэнки кивнула, и зеленый оттенок его глаз сгустился до изумрудного. Его губы отыскали соски, едва прикрытые теперь шелковым кружевом, и он языком стал щекотать каждый набухший бутон, пока она не начала извиваться.
— Мне нужно, чтобы ты хотела меня, Фрэнки.
— Я хочу. Хочу тебя так, что не могу сказать словами…
Наконец и этот последний предмет одежды соскользнул к ней на талию, и у него перехватило дыхание, когда он стал пожирать глазами ее округлые, роскошные груди.
— Боже, как ты прекрасна! Просто невероятно, какая ты красивая.
Его слова доставили ей особое удовольствие, потому что она всегда считала единственной красавицей у них в семье свою младшую сестру.
С величайшей нежностью он развязал шарф, которым были связаны ее волосы, пропустил пальцы сквозь их густую массу темного золота и распустил их по ее обнаженным плечам. Потом взял ее набухшие груди в чаши ладоней и стал большими пальцами ласкать ее соски, заставляя их сжиматься и пульсировать под его прикосновениями.
Он был чудесным любовником, неторопливым и нежным.
А в ней росло нетерпение. Желание превратилось в подгоняющую боль, в необходимость, неимоверно распиравшую ее изнутри.
— Эрик, скорее…
— Терпение, любовь моя. Давай не будем торопиться. Я хочу насладиться каждым дюймом твоего тела.
Но она больше была не в силах терпеть. И, ухватившись за подол его рубашки, быстро стащила ее через голову, потому что хотела контакта с его обнаженным телом.
Его широкая грудь была покрыта густой порослью мягких завитков, и она провела по ней руками, наслаждаясь ощущением его горячей плоти под шелковистыми волосами и чувствуя, как ходят под кожей мощные мышцы. Нащупав затвердевшие кончики его сосков, она стала массировать их пальцами, повторяя то, что он делал с ней.
Его резкий, свистящий вдох показал ей, как это на него подействовало.
Руки Эрика опустились, нашли молнию ее джинсов. Он сел, и через секунду джинсы оказались снятыми вместе с крошечными кружевными трусиками, которые были на ней. Потом он встал и расстегнул свои брюки, не спуская с нее горящих страстью глаз.
Вид его эрекции послал новую волну желания в самые потаенные ее глубины.
— Иди сюда, ложись рядом, — приказал он, притягивая ее к себе, и вот они уже в объятиях друг друга на мягком ковре перед огнем камина, и его прикосновения перестали быть нежными.
— Эрик, mio сагo[12]…
Она гладила его лицо, волосы и тело, бормоча какие‑то отрывочные фразы, не замечая, что говорит на мягком и мелодичном языке своих предков, в неведении того, что ее руки трясутся, а прижатое к нему тело дрожит, словно в лихорадке.
— Эрик, пожалуйста. Я просто не выдержу, если ты не поторопишься…
Собрав последние крохи самообладания, он отстранился на несколько секунд, нужных для того, чтобы надеть презерватив, а потом ее длинные беспокойные ноги обвились вокруг него, ее нежные руки взяли его в плен, приковали его к ней для танца любви.
Желание росло и росло с каждым его движением.