И снова этот запах. Черт возьми, просто потрясающий! Кстати, даже в этом промокшем насквозь наряде она весит не больше новорожденного жеребенка.
Чтобы взять девушку поудобнее, он слегка подбросил ее вверх.
— Мешает ваш немыслимый туалет, — объяснил он. — Страховая компания расторгнет со мной договор, если узнает, в каких нарядах разгуливают мои постояльцы.
Льюк донес свою ношу с той же легкостью, как если бы это была копна сена. Ни в коем случае нельзя переносить ее через порог, напомнил он себе, чай не жених. И держать в узде свои желания!
Ощущение теплого и влажного женского тела еще долго не покидало Льюка после того, как он опустил Джози на пол у двери террасы. Вот дьявол, думал он, каждый раз, когда прикасаюсь к ней, я чувствую себя мальчишкой.
Значит, не прикасайся к ней, О'Делл, приказал он себе.
Нащупав в кармане ключ, он открыл дверь коттеджа, вошел в него первым и зажег свет.
— Ну вот вы и на месте. Сейчас внесу багаж.
Когда Льюк вернулся с вещами, Джози все еще стояла на террасе. Поставив сумки у двери, он заботливо оглядел девушку:
— Вам следует быстренько снять с себя все мокрое и влезть под горячий душ. Иначе подхватите воспаление легких.
Только этого действительно не хватало, подумал он, целыми днями возиться с лежачей больной.
— Но я не хочу вносить грязь в комнаты. Видимо, нужно снять платье здесь.
Снова его пульс застучал как бешеный. Прочистив горло, он ответил, собираясь уйти:
— Будьте как дома.
— Постойте!
Ну что еще? Он резко обернулся.
— Я… я не смогу расстегнуть пуговицы. — Она показала на длинный ряд крошечных пуговиц, расположенных вдоль спины; каждая величиной с изюминку, они опускались ниже ее талии. Их было несколько десятков.
— Господи ты, Боже мой…
— Понимаю, я вам уже надоела… Простите меня. — Голос ее подозрительно дрогнул. Силы небесные, неужели она снова заплачет? — Конечно, это не входит в ваши обязанности, но меня бьет озноб, и…
— Я вызову экономку, она вам поможет.
Войдя внутрь домика, Льюк поднял трубку телефона, но номер, по которому должна бы ответить Консуэла, молчал. Не ответил и номер в гостиничной кухне.
Да, все складывается великолепно, лучше и не придумаешь. Придется возиться с дурацкими пуговицами.
Он вышел на террасу, невольно хлопнув дверью.
— Стойте спокойно, не шевелитесь. — Слова прозвучали более жестко, чем ему хотелось бы.
Девушка повернулась к нему спиной. Он подошел вплотную, перебросил фату вперед и приступил к самой верхней пуговице, укрывшейся под влажными завитками темных волос, доходящих до плеч. Льюк отодвинул локоны в сторону, чувствуя себя удивительно неуклюжим и пытаясь не замечать возникшего в нем возбуждения.
Эта женщина рождала в нем чувственность, может, оттого, что подвенечный наряд вызывал мысль о брачной ночи, ради которой и являются сюда молодожены…
Будь мужчиной, О'Делл, держи себя в руках.
Неловкие руки оторвали пуговицу, вместо того чтобы ее расстегнуть.
— Извините, — пробормотал он, переходя к следующей.
Он явно слишком давно не прикасался к женщине. С момента развода не так уж много было у него любовных свиданий, а развелся он пять лет назад. Судя по тому, как я себя веду, подумал Льюк, пора мне уже вернуться в общество.
Пуговица поддалась, и пальцы его приготовились атаковать следующую. Джози вздохнула, переступив с ноги на ногу, а Льюк постарался направить мысли в нужное русло.
У меня была не та жизнь, напомнил он себе, чтобы бегать по свиданьям. С тех пор как я вернулся домой, я был занят, что называется, от зари до зари, пытаясь привести в порядок ранчо, запущенное отцом, тот все свое время отдавал гостинице. После ухода менеджера она тоже свалилась мне на шею. Забот полон рот, не до развлечений.
Кроме всего прочего, Люк всю жизнь ненавидел процесс ухаживания: необходимость наряжаться, болтать всякую ерунду, пытаться отгадать, где правда, а где притворство, и вообще всячески стараться не попасть в супружеские сети. Хлопот с женщинами не оберешься.
А эта особенно опасна — взбудораженная, нацеленная на замужество, готовая вцепиться в очередную жертву. Но с этой по крайней мере он знал, как поступить.
Еще одна пуговица отлетела прочь.
— Боюсь, что я оторву больше пуговиц, чем расстегну, — признался Льюк.
— Да оторвите хоть все, главное — снять поскорее это проклятое платье.
Идея снять поскорее это проклятое платье ему понравилась, но он решил не толковать ее буквально и продолжал старательно расстегивать пуговки одну за другой, наморщив лоб от усердия.
— Готово, — пробормотал Льюк, справившись с последней.
Платье распахнулось на спине, открыв его взору нечто кружевное и прозрачное. Воображение Льюка так разыгралось, что он с трудом перевел дух и строго напомнил себе, что девушка дрожит от холода.
— Вам следует войти внутрь, — сказал он, — хотите, я внесу ваши вещи?
Она растирала руки, стуча зубами.
— Чего я в самом деле хочу, так это согреться. Будьте добры, отвернитесь, пожалуйста.
Льюк подчинился; за его спиной зашуршала ткань, потом скрипнула дверь и наконец послышались легкие шаги внутри коттеджа.
— Можете смотреть, — раздалось из комнаты.
Платье уродливым комом валялось на полу террасы, рядом с измазанными глиной чулками. Грязные следы вели к двери ванной, откуда донесся звук льющейся воды.
Выдохнув воздух, парень снова воззрился на чулки, недоумевая: на чем, интересно, они у нее держатся? Однако все фантазии, рисующие нижнее белье Джози, разом улетучились, стоило только его взгляду снова упасть на подвенечное платье.
Картина грязного кома из кружев и шелка на полу террасы пробудила в его душе жалость. То, что еще утром являлось прекрасным творением модельеров и портных, теперь безвозвратно погибло, надо полагать, вместе с ее мечтами. День, обещавший быть самым счастливым в жизни девушки, оказался самым печальным.
Интересно, из‑за чего же расстроилась свадьба, задумался Льюк. И по чьей вине, Джози или жениха? Видимо, это случилось в последнюю минуту, независимо от того, кто был инициатором. Она даже переодеться не успела.
Главное очевидно: у бедной невесты, должно быть, прескверное настроение. И вместо того чтобы изображать из себя ковбойский вариант Казановы, следует подумать о том, как ее утешить.
В душе его возникло чувство вины. Неважно, любит он заниматься гостиницей или нет, но, поскольку его ранчо объявлено местом отдыха, не годится наносить урон репутации заведения, владелец которого — О'Делл.
Нужно внести в дом ее вещи. И немедленно.
Пятнадцать минут спустя Джози открыла дверь ванной, закутанная в банную простыню, с полотенцем, закрученным на голове тюрбаном. Она увидела, что Льюк возится с камином, укладывая поленья так, чтобы получился целый костер.
При виде ковбоя сразу почти прошла боль, теснившая ее грудь: она была рада, что он не ушел, потому что мысль об одиночестве уже не казалась такой привлекательной. Собственно говоря, еще стоя под душем и всячески критикуя себя за эту авантюру с Робертом, она уже побаивалась вечера наедине со своими мрачными мыслями.
Как могла она позволить окружающим так распоряжаться собой? Чуть не выскочила замуж за распутника! Гнев, подтолкнувший ее к решительным действиям, теперь сменился до боли знакомым самоедством.
Оторвавшись от костра, Льюк взглянул вверх, на Джози.
— Решил, что вам захочется посидеть у камина, — сказал он.
— Спасибо. — Сильно покраснев, экс‑невеста завернула банную простыню потуже вокруг себя и укрылась за дверью, выставив только голову. Видимо, скользнувший по ней мужской взгляд напомнил Джози, что под простыней ничего нет.
Глядя на сумки около входной двери, она не решалась пройти за ними через всю комнату. Пальцы судорожно сжали простыню.
— Будьте любезны, передайте мне, пожалуйста, голубую сумку. Я что‑нибудь на себя накину и через минуту появлюсь.