Льюк выполнил просьбу, и девушка, исчезнув в ванной, быстро натянула на себя джинсы, легкий свитер и толстые носки, после чего вышла в гостиную.
Пламя разгоралось с веселым треском, наполняя комнату приятным теплом. Подойдя к камину, Джози вздохнула от удовольствия:
— Боже, как приятно! Спасибо вам.
— Нет проблем. Я принес в дом еще немного дров. Только не забудьте перед сном проверить, на месте ли экран.
— Обязательно.
— Тропинка справа от вашего домика ведет прямо к гостинице, там подают завтрак от семи до десяти. А здесь, около телефона, план расположения служебных помещений базы и прочая информация.
— Прекрасно.
Льюк смотрел, как она бросила полотенце на спинку стула и протянула руки к огню. Господи, какая хорошенькая! Волосы падают до самых плеч крупными завитками. Теперь, без вуали, он рассмотрел их цвет: похожи на коричневый бархат или шоколадный торт.
Пора бежать — от соблазна подальше.
— Что ж, если вам что‑нибудь понадобится, я…
Слова его прервал стук в дверь; подойдя к ней, Льюк приоткрыл ее.
— Консуэла! — Он распахнул дверь пошире, пропуская в дом полную улыбающуюся женщину с огромным подносом в руках.
— Мануэль увидел свет в окнах и сказал, что прибыла последняя молодая пара. — Она произнесла это с сильным испанским акцентом. — Поэтому я и принесла «ужин при свечах». — Взглянув на Джози с лукавой улыбкой, она поставила еду на стол из гладких сосновых досок, после чего протянула руку для приветствия.
— Здравствуйте. Меня зовут Консуэла Перез.
— А меня — Джози Рэндол. — Девушка пожала ей руку.
— Так где же счастливый муж? — Консуэла оглядела комнату.
— Он не… — начала Джози и запнулась.
Неловкое молчание зависло в комнате.
— Свадьбу отменили, мисс Рэндол приехала одна, — вмешался Льюк.
— Вот как? — Консуэла всплеснула руками, лицо сочувственно сморщилось. — Какая жалость! Бедная девочка, могу я вам чем‑нибудь помочь?
— Спасибо, ничего не нужно. — Джози застенчиво улыбнулась.
— Может, хотите поговорить? На моем плече выплакалось столько женщин…
— Я в полном порядке.
— В таких делах это помогает — как следует выговориться. Я могу посидеть у вас, а то пойдемте ко мне.
— Это очень мило с вашей стороны, но мне ничего не надо.
— Вы уверены? — Консуэла вглядывалась в лицо девушки с выражением глубокого сочувствия.
— Абсолютно.
— В такие моменты вредно оставаться одной, — продолжала волноваться Консуэла.
Льюк нисколько не сомневался, что Консуэла будет настаивать до тех пор, пока Джози не уступит. Эта женщина обладает состраданием, которого хватило бы на все человечество, но она совершенно не учитывает, что не всегда ее сострадание уместно.
Можно сказать, что у нее не больше такта, чем у ветра, распахивающего все двери подряд. Льюк попробовал сменить тему разговора:
— Джози, Консуэла — наша экономка и шеф‑повар; можно сказать, что на ней вообще держится все заведение. Без нее здесь все бы остановилось.
— Не сомневаюсь, что это именно так, — улыбнулась Джози. — Я тоже работала в гостинице и знаю, насколько важны эти две должности. Очень рада с вами познакомиться, Консуэла.
— Взаимно, — сказала экономка, поправляя полными короткими пальцами аккуратный пучок темных с проседью волос. Потом кивнула на стол: — Обратите внимание на ужин, там много вкусного.
— Боюсь, особого аппетита у меня нет, — призналась Джози.
— Но вам нужно есть! — Консуэла закудахтала, как встревоженная курица. — Когда болит сердце, желудок не должен оставаться пустым!
— Хорошо, я попытаюсь что‑нибудь съесть. — Джози вымученно улыбнулась. — Спасибо.
— А ты что скажешь? — Консуэла повернулась к Льюку. — Тоже ведь ничего не ел.
— Перехвачу чего‑нибудь дома.
Глаза Консуэлы округлились:
— Проглотишь тарелку холодных спагетти? Это не еда! — Обращаясь к Джози, она добавила: — Он живет один и совершенно о себе не думает. Скотина у него на ферме питается лучше хозяина.
— Почему бы вам не присоединиться ко мне? — спросила Джози. — В конце концов, это ужин на двоих. Не пропадать же такому добру.
— Прекрасная мысль. — Консуэла одобрительно кивнула. — В компании дело пойдет повеселее.
Когда Консуэла принялась раскрывать кастрюльки с аппетитной едой и ставить на стол лучший фарфор, какой только был на ранчо, Льюк с трудом подавил стон. Экономка втравила его в «брачный» ужин, и он не мог придумать, как от него отвертеться.
Чуть ли не положив на стол свои необъятные груди, Консуэла стала зажигать свечи.
— Ну вот, — заключила она, покончив с этим. — Все готово.
Экономка подвинула стул для Джози, потом протянула Льюку бутылку шампанского:
— На, открой.
Ковбой нерешительно взглянул на девушку:
— Я думаю, что в данных обстоятельствах…
— А я бы с удовольствием выпила шампанского, — откликнулась Джози.
Консуэла кивнула:
— Шампанское лечит разбитые сердца.
— Не могу сказать, что мое разбито, — возразила Джози, на что Консуэла покровительственно похлопала ее по спине:
— Ничего‑ничего, дорогая. Не надо нам объяснять. Но если захочется выговориться, просто зайдите к Консуэле. Идет?
— Ладно, спасибо.
— Ну, наслаждайтесь. Спокойной ночи! — Толстушка выплыла из комнаты, помахав на прощанье рукой.
В домике сразу стало как‑то тихо и просторно. Льюк застенчиво уселся за стол напротив Джози.
— Сколько вкусных вещей! — воскликнула девушка, оглядев стол: салат, отличное мясо, вырезанный фестонами картофель и молоденькая морковь.
— Консуэла — отличный повар, — ответил Льюк, — они с мужем работают в моей семье уже больше двадцати пяти лет. — Он усмехнулся. — Она очень вольно иногда обращается с английским языком, а главное, любит совать свой нос в чужие дела.
— Мне кажется, она очень добрая.
— Да, — Льюк кивнул. — Моя мать умерла, когда мне было всего двенадцать, и она меня практически вырастила. — Он поставил шампанское на стол. — Она верно сказала: лучше ее никто не умеет слушать других. Если вас одолеет одиночество и захочется поговорить, воспользуйтесь ее приглашением.
Он стал рассматривать Джози. В неверном свете свечей ее профиль казался не просто тонким, а даже хрупким. Льюк снова почувствовал вину за то, что налетел на нее в конюшне. Пожалуй, стоит воспользоваться советом Консуэлы и проявить немного сочувствия.
— Кстати говоря, я тоже умею неплохо слушать.
— Да я вовсе не страдаю, — Джози потянулась за салфеткой. — Признаться откровенно, я даже рада, что свадьба не состоялась.
Ах вот как. Можно прыгать от радости, съязвил Льюк про себя. Он тоже знает, что это такое — быть отверженным. Сам побывал в этой шкуре. Она, по всей видимости, пребывает в первой стадии своего злосчастья и еще не начала по‑настоящему убиваться.
— Нет, правда, я совсем не горюю. Мне даже не обидно, — она накрыла колени салфеткой, — я скорее злюсь, и главным образом на себя. Как я могла быть так слепа!
— Но вы же знаете поговорку: «Любовь зла, полюбишь и…»
Джози перегнулась через стол:
— Да в том‑то и дело, что я его совсем не любила. — Выражение лица ее было вполне искренним, честным.
Н‑да, видимо, действительно страдает, если уж идет на такое вранье. Ну что ж, не стоит ее разоблачать, пусть думает что хочет, лишь бы это помогло ей пережить «брачную» ночь.
С этой мыслью Льюк потянулся к шампанскому.
— Уверен, что все образуется. — Он открыл бутылку так, что пробка пролетела через всю комнату и чуть не попала в камин. Налив вина в бокалы, он провозгласил: — За ваше благополучие!
— За прекрасную неделю на вашем ранчо! — добавила Джози, чокнувшись с ним.
Льюк нахмурился при этих словах: одно дело нянькаться с ней один вечер, и совсем другое — целую неделю.