— Ну уж нет, не забывай, нас же трое. Малышу тоже надо когда‑то есть. Обычно он встает около шести, но у него еще не выработался постоянный режим, так что я никогда не знаю заранее, в какое время его надо кормить.
Уитни отодвинула стул и встала из‑за стола.
— То есть тебе нужен неограниченный доступ в кухню?..
— Насчет же всего остального, — не слушая ее, Люк вертел в руках коробку с мороженым, — гостиная твоя, а я возьму себе библиотеку…
— Но телевизор стоит в библиотеке!
— Ты не можешь жить без телевизора?
— Конечно, могу. В конце концов, — легким тоном сказала она, — это же ненадолго.
— Может быть, и на гораздо более долгий срок, чем ты можешь себе представить. — Он наклонился и сунул мороженое в морозилку. — Я утром заехал в Пентиктон, нашел себе адвоката. — Люк выпрямился и с вызовом посмотрел на нее. — Я собираюсь опротестовать завещание моей бабушки.
Сообщение тяжким грузом легло ей на сердце. Господи, как она ненавидит ссоры! Но она не может позволить Люку ее запугать, как он запугивал ее тринадцать лет назад.
— Ты же говорил, что у тебя нет денег. — Она крепко ухватилась за спинку стула. — А чтобы нанять адвоката, деньги вдруг нашлись. Чем же ты собираешься ему платить?
— Ей.
— А! — Уитни презрительно рассмеялась. — Все понятно! Не обладая финансовыми средствами, тебе пришлось использовать свои физические, чтобы получить, что тебе надо! Очаровательно!
— Эх ты! Такая молодая — и такая циничная! Вообще‑то Марилла Итон согласилась работать на следующих условиях, ну понимаешь, — медленно, словно объясняя несмышленышу, продолжал он. — Если я выиграю, то она получит свой процент, а если проиграю… она ничего не получит.
Уитни нахмурилась.
— Но… если ты начнешь процесс, то имущество будет…
— …заморожено.
— А это означает, что ты и я…
— …будем продолжать жить здесь вместе довольно длительный срок.
Невыносимо. Уитни выпрямилась во весь свой рост.
— Если ты думаешь, что перспектива судебного разбирательства может меня испугать, то ты глубоко заблуждаешься. Крессида оставила все состояние мне. И ни один судья не опровергнет…
— Нет никакого смысла пытаться угадать, что судья собирается решить. Будущее покажет… А пока давай сосредоточимся на настоящем. Мы поделили первый этаж, давай делить второй. Итак, спальни. Я остаюсь в своей, а Трой спит в той, что рядом. Со временем я ее переделаю в детскую. — Он говорил так быстро и уверенно, что мысли Уитни смешались, она явно не поспевала за ним. — И, — невозмутимо продолжал он, — твои комнаты будут…
— Это не твое дело, Люк! — взвизгнула Уитни. Господи, что случилось с ее голосом! Она сама себя не узнавала!
— Конечно! — Он поднял руки. — Разве я что‑то не так сказал? Конечно, не мое дело… пока…
— Пока что!
Повернувшись к ней спиной, он открыл дверь морозилки и принялся запихивать внутрь цыпленка.
— Пока ты сама не пригласишь меня к себе, милочка.
Какая самоуверенность! Поразительный нахал!
— Тебе придется чертовски долго этого дожидаться! — Если бы взгляд мог жечь, его спина уже давно превратилась бы в пепел. — Для тебя, возможно, это удар, но, во всяком случае, одна женщина в Изумрудной долине абсолютно невосприимчива к твоим чарам.
— О! — Люк повернулся к ней и ехидно улыбнулся. — Значит, ты признаешь, что у меня есть чары?
От раздражения у нее заломило в висках.
— Ты невозможен! — Она схватила со стола тарелку, выкинула в мусорное ведро недоеденный сэндвич и кинулась к раковине. — И откуда у тебя деньги на все эти продукты? — Уитни бросила на него уничтожающий взгляд. — Ты же уверял, что…
— Будучи в городе, я заложил свой «Ролекс». — Он поднял вверх левую руку. — Убедилась?
— Да, убедилась, — прошипела она. — И сколько же ты за него получил?
— Достаточно… на ближайшее время. — Он закончил укладывать в морозилку баранину и ребрышки.
— А когда они кончатся?
Он неторопливо снял с упаковки бифштексов пленку и наклонился, чтобы выкинуть полиэтилен в мусорное ведро.
— На чердаке я нашел коллекцию хоккейных сувениров, оставшуюся мне от деда, и альбомы с марками. Теперь это стоит целое состояние.
— А не лучше ли тебе сохранить это для Троя? — невольно спросила она. — Наверняка…
— Приходится спешить, когда дьявол подгоняет, — с абсолютной точностью воспроизвел он тон, каким Уитни поправила его.
— Какие же мы способные!
— А вы думали, просто красавчик с журнальной обложки? — Ехидная ухмылка. — А сейчас, — он подчеркнуто взглянул на электронные часы на плите, — пардон, но уже шесть часов.
Непонимающе она уставилась на него.
— Мое время ужинать, — рявкнул Люк и вынул из пакета большую луковицу. — Время пошло.
— Но…
— Ты уже хочешь нарушить нашу договоренность?
— Конечно, нет! — Она проглотила слюну: одного‑единственного сухого сэндвича для ужина было явно недостаточно. Ее раздражение возросло настолько, что она с трудом удерживалась, чтобы не затопать ногами, как капризный ребенок. — Ты в самом деле умеешь готовить? — Несмотря на ее попытки оставаться равнодушной, вопрос, сорвавшийся с языка, прозвучал довольно жалобно.
— Ага.
Ей хотелось гордо промолчать, но любопытство победило:
— И где же ты учился?
— На кухне одного очень шикарного отеля.
— А‑а.
Он поднял брови.
— Еще вопросы будут?
— Нет. — Она махнула рукой в сторону плиты, надеясь, что жест вышел достаточно безразличным. — Это все в твоем распоряжении.
— Благодарю.
— Не стоит благодарности!
Ее преисполненная сарказма реплика осталась без ответа. Люк уже успел включить вытяжку над плитой, и ее мягкое жужжание заглушило слова Уитни.
Бифштекс с луком. Вот что Люк собирался приготовить себе на ужин.
Она еще раз проглотила слюну, и ее решимость утроилась.
Сражение продолжается.
Уитни поднялась к себе наверх почистить зубы и наконец‑то избавиться от привкуса рыбы во рту; но, проходя мимо приоткрытой двери спальни Люка, не смогла удержаться и проскользнула в комнату поглядеть на малыша.
Трой сидел в кроватке, сосредоточенно пытаясь засунуть желтую пластмассовую кружку внутрь ярко‑красной несколько меньшего размера. Когда девушка подошла к нему, малыш поднял голову и не моргая уставился на нее.
— Здравствуй, котенок, — сказала Уитни.
Какое‑то время он молча смотрел на нее своими огромными синими глазами, словно решая, стоит ли она его дружбы.
Похоже, что она выдержала испытание.
Он уронил кружки и, ухватившись за вертикальную решетку своей кроватки, пыхтя и переваливаясь, неуклюже поднялся на ножки и попытался вцепиться в ее золотые локоны.
— Тебе нравятся мои волосы, шалунишка? — засмеялась она. — А мне очень нравятся твои. — Она ласково дотронулась до его макушки, наслаждаясь теплым детским запахом и шелковистостью его тонких волосиков. — Ты такой хорошенький, — прошептала она и скривилась. — Ну как у такого чудесного и сладкого малыша может быть такой отвратительный папочка!
Трой хмыкнул, словно понял, что она сказала.
Она посмотрела вокруг и покачала головой. Даже и без четырех огромных ящиков, доставленных сюда шофером, комната выглядела так, словно в ней разорвалась бомба. Старая полотняная сумка стояла рядом с платяным шкафом Люка, из которого кучей вываливалось все содержимое. Постель была не убрана, и несколько предметов одежды Троя валялось на ковре. Ей очень захотелось навести здесь порядок, но она сдержалась. Если Люку нравится жить в таком свинарнике, это его дело, а она не собирается за ним прибирать!
— Твой папуля, — снова повернулась она к Трою, который потерял интерес к ее волосам и плюхнулся опять на попку, — не только мерзкий тип, но к тому же и неряха! Кроме того, грубый и дерзкий… А когда он был мальчишкой, то за ним бегали все девчонки в долине… все, кроме меня! Он был известным сердцеедом… но даже в двенадцать лет я терпеть его не могла!