Кент услышал стук в дверь.
— Кент, ты занят? — спросила Марлен. — Или ты еще ищешь Кона?
Она проследила его взгляд. На самом деле он, стоя у окна, последние десять минут вообще ничего не замечал.
— Если ты ищешь его, то он улетел на Гавайи.
— Почему на Гавайи, что он там делает?
— Понятия не имею.
Кент почувствовал привычное раздражение, узнав об очередном исчезновении Кона, но не рассердился. Просто принял к сведению. Он и так тащит все дела на себе. Личная жизнь для него давно уже ничего не значит. Здесь ему больше нечего терять.
Как бы наперекор этим мыслям в голове замелькали картинки волос Рози, смешных полосатых носков, улыбки. Образ Рози просто отказывался исчезать из его головы.
— Да, звонила твоя мать, — сказала Марлен. — Она просила напомнить тебе, что сейчас твоя очередь и, если тебе нужна помощь, ты можешь ей позвонить.
Семейный обед! Он почти забыл. Разумеется, мать об этом помнит. Это был ежегодный праздник. Пропустить это событие невозможно, не рискуя испортить отношения со всей семьей. И на этот раз его очередь принимать гостей.
Только этого ему не хватает. Исчезнувший партнер, сумасбродная женщина, пристающая к нему с письмами, — а тут еще этот обед.
— Есть еще кое-что, — сказала Марлен.
— Наверняка, — ответил Кент, вернулся к столу и предложил Марлен присесть.
— Помнишь эту автоматизированную систему заказов для гольфа? Ту, что для администратора. Кон ее купил.
Кент задержал дыхание.
— И?
— Это что-то непостижимое. На первый взгляд все прекрасно. Хотя ты знаешь, что я была против с самого начала. Теперь я понимаю почему.
— Так в чем дело?
— В инструкции. Она с тем же успехом могла быть написана на древнеарамейском. Пользоваться ею должны наши менеджеры. Без инструкции эта система ничего не стоит. Только разозлим клиентов.
Слушая Марлен, Кент почувствовал какое-то облегчение. Наконец-то Кон Йорк сделал полезное дело. Он откинулся на спинку кресла и засмеялся.
— Ты молодец, — сказала Марлен. — Я думала, ты полезешь на стену от моего рассказа.
— Возможно, я могу решить эту проблему. — Кент поднялся. — Я этим займусь.
Она посмотрела на него встревоженно и пожала плечами:
— Раз ты сегодня в настроении решать проблемы, взгляни на эти бумаги. Постройка нового крыла гостиницы затягивается, а бюджет уже съеден. Паккард хочет обсудить с тобой дела завтра.
Паккард был подрядчиком. Кент взглянул на бумаги и напрягся. Еще одна проблема.
— Что мне ему сказать? — спросила Марлен.
— Скажи, что мне не терпится услышать его объяснения. Завтра утром в полседьмого.
— Передам. — Она задержалась у двери. — Я обедаю в нашей столовой. Присоединишься?
— Не сегодня. Спасибо. Попрошу Мэй принести мне что-нибудь в кабинет.
Он еще раз взглянул на оставленные Марлен бумаги.
«Похоже, мне сегодня отсюда не уйти. По крайней мере до полуночи», — подумал он. Зато к утру он будет знать наизусть все цифры.
— Тогда до завтра, — Марлен вышла из кабинета. Кент решил, что для начала он найдет телефон издательства.
Рози запечатала письмо к Гардении и положила его рядом с письмом к матери, которое она тоже наконец-то дописала. Не прошло и недели.
Конечно, она могла бы просто позвонить, но ее мать так же обожала получать письма, как сама Рози их писать. Рози всегда посылала их на адрес гостиницы, представляя, как улыбается мать, когда видит письмо на конторке. Конверт был ярко-желтый с изображением радуги. То, что надо, чтобы скрасить будни управляющего. Рози знала, что это письмо мать вскроет первым. Письмо к Гардении, наоборот, выглядело очень будничным в простом белом конверте. Она надеялась, что ее план сработает.
Рози подошла к окну. День был светлым, хотя солнце и скрывалось за легкими облаками. К обеду оно должно выглянуть. Она задержалась взглядом на облаках. «Надо было согласиться на обед с Кентом». Пришедшая в голову мысль не исчезала. Нужно освободиться от нее. Ее рациональное «я», которое она называла «Умницей», подсказывало, что Кент Саммертон вовсе не герой ее романа. «Гормония» (ее иррациональное «я») предъявляла все новые и новые аргументы: «Он ведь даже костюма не носит». «Может быть, снаружи и нет, а внутри? — тянула Умница. — Тройка, да еще застегнутая на три пуговицы». Маме бы он понравился.