— Ну что, разобралась? — спросил Мыш, сгрузив, наконец, свою ношу на профессорский стол и протягивая Свете поллитровую «Бонакву».
— Да. Там табличка с режимами приклеена, на немецком, но всё понятно. — Светлана села в кресло перед мониторами контроллера.
Достав из шкафа силовой и интерфейсный проводки, Дима подключил принтер и уселся во внушительное кресло руководителя, чтобы установить «дрова». Действуя в автоматическом режиме, никак не занимающем мозги, он продолжал наблюдать за сёстрами, это было интересно.
«Забавная штука генетика».
Светлана, унаследовавшая от деда богатое «видеовоображение» и любопытство, внешне пошла в питерскую бабушку с материнской стороны, северную красавицу с «васильевскими» чертами лица, в своё время сводившую с ума мужскую половину ленинградского подводнолодочного КБ. А вот в младшей внучке чекановская природа взяла своё во всём. Профессор отражался в Дарье, как в волшебном зеркале. Медноволосая, с огромными изумрудными глазами и задорно вздёрнутым носиком, украшенном десятком веснушек, Даша, в общем, не была канонически красивой девушкой. Но искрящаяся жизненная сила и природное веселье, несомненно, привлекали к ней внимание. Характером же это была настоящая оторва. Нет, рыжая не была какой-то «гулящей» и распущенной, себя блюла, даже без дополнительного правежа старших. И училась вполне прилежно, уже в целом определив свою специализацию — информатика, уже в десять лет слова «машинный код» и «ассемблер» для Дарьи не были загадкой. Интересовалась ещё много чем, занималась плаванием, ну и ролевые игры, плюс аниме, естественно, с подачи Юльки, старшей подруги. Но уж если что-то ей ударяло в башку — всё. Сдайся враг, замри и ляг, ногами к рыжей вспышке. Удрав из летнего анапского лагеря, ночью переплыть Керченский пролив и заявиться в Угловое, на «дальнюю» крымскую дачу к охреневшей родне. Испытав лирическое разочарование в однокласснике, запустить в небо над Долгопрудным внушительных габаритов самодельный, надутый водородом аэростат с приаттаченым баннером, на котором, со всей рабоче-крестьянской прямотой значилось: «ЖЕНЯ ПЕРМИНОВ — ПИДОРАС». И в таких выходках была она вся. Более всего младшая прославилась на ниве киберхулиганства, учитывая избранную ей специализацию — это было естественно.
— Восемьдесят три процента от теории, — прервала его размышления Светлана, — по техусловиям от восьмидесяти на участке обещали.
— Надо же, выдержали. Причём с первого раза, по олову полгода мучались. — ответил Мыш.
Принтер был установлен, и теперь Дима смотрел через плечо Светланы на первый монитор контроллера, отображающий характеристики работы структур со встроенных датчиков. Там зеленая линия количества захватов «золотых» ионов в сотую долю секунды, мелко плясала под красной чертой теоретического предела.
— Тут золото, да? — неожиданно нарушила своё молчание Дарья, не отрывая взгляда от бака.
— В составе иона, конечно. Цианоаурат натрия, комплексная соль. Ядовитый, что мама не горюй, — разочаровал рыжую Дима.
Дарья что-то сказала, точнее — сморозила, потому что это была какая-то форменная чушь. Но ожидаемого едкого комментария по поводу уровня знаний сестры от Светы не последовало, потому что ТУТ ВСЁ И СЛУЧИЛОСЬ.
Нет, ничего не взорвалось, и зубастые монстры из пробирок не полезли. Жизнь вообще не похожа на голливудские околонаучные штампы. Просто Светлана неожиданно и резко наклонилась к экрану, повторив дашкину позу.
— Что за на…
— Ну, и что там стряслось? — Мыш встал за спиной Светы.
— Сам смотри, — растерянно произнесла та. Зелёная линия, пять секунд назад безмятежно подрагивавшая на ухабах случайных флуктуаций, сейчас рванула вверх к теоретическому пределу, проткнула его, и устремилась дальше к верхней рамке экрана, явно собираясь пробить и её.
Светлана машинально щелкнула горячими клавишами, уполовинив вертикальный масштаб, будто и вправду испугалась за сохранность монитора.
— Вроде не война… — пробормотал под нос Дима, но аспирантка услышала.
— Какая ещё война? — раздраженно спросила Света.
— Анекдот такой. В военное время значение синуса может достигать четырех.
— Почему не война? Американцы вчера на Иран напали! — снова проснулась Дарья.
— И это всё объясняет! — выдавив из себя максимум ехидства, ответила старшая сестра.
«Значение синуса», тем временем, и вправду почти вчетверо превысив теоретический предел, отскочило вниз и снова поднялось, нарисовав наглую издевательскую ухмылку.
— «В бой роковой мы вступили с врагами, и это причина для всех оправданий…», — нараспев процитировал Егора Летова Мыш. — Что первым ковырять будем, контроллер или схемы управления на структурах?
Ковырнуть ничего не успели. Линия рухнула вниз, за несколько секунд восстановив нормальное значение.
— Что на ИКСе в отстойнике?! — Запоздало спохватилась Света.
— Пока ничего. У него пулинг стоял минутный. Можно на двадцать секунд перенастроить, но это предел. А, вот. Есть!
— Блин! Рост выше нормы, и на первом убыль тоже!
— Твою же ж мать, Картман!!! Считай интеграл этой кракозябры, он в проге есть, Ромик откалибровал. Границы по пулингу ИКСа. Там погрешность будет на опрос, но не больше процента.
— Бьётся. — Света обалдело ткнула в экран. — До двух знаков. Погоди! Это же независимые устройства, у них даже питалово разнесено. С ума вроде поодиночке сходят!
— Давай всё проверять, полюбэ.
Следующие два часа разбирали и проверяли всё, чуть ли не до часов над дверью. Дарью оперативно вывели из созерцательной комы, и приставили к делу, в стиле принеси-подай. Но всё было напрасно. Странный глюк не повторялся. Ни один прибор не был поломан. Идеи как-то не вырисовывались, точнее были недостаточно глобальными, чтобы объяснить массовое помешательсво независимых друг от друга устройств. Грешить на контроллер тоже смысла не было, он просто и честно собирал информацию, ему, чтобы так согласованно соврать, нужна была написанная человеком вредоносная программа. Светлана внимательно посмотрела сестре в глаза… нет, это уже паранойя. Рыжая к контроллеру даже не подходила, а локалки на нём вообще нет, не втыкали. Не говоря уж о том, что нужно знать, что врать, а в этом разбирались только четыре человека на Земле, двое из которых присутствовали здесь и сами пытались понять, что же случилось. Единственным объяснением, не противоречащим показаниям приборов, могла быть внушительная неравномерность концентрации цианоаурата вблизи фильтра, что тоже было для сверхслабого, неделю как разведённого, да и постоянно перемешиваемого раствора полным бредом.
— Может, забьём? Глюк при включении, всё такое. Сейчас нормально фильтрует… — Мыш сам себе не верил, уныло прихлёбывая минералку и озирая пейзаж после битвы.
— Нее. И деда подставим, и сами в говне будем. Даже если нигде потом не вылезет… а оно вылезет. Я ему уже позвонила, кстати.
Мыш знал, что собственное предложение «забить» — это от бессильной злости на непонятное. Ему бы в зеркало после «забить» противно смотреться было. БВЧ же вообще был на научной честности по-хорошему помешан. Это был вызов, вызов от самой природы, не принять его — было равносильно пойти спиваться под забором. Но сейчас он просто устал. Ничего не придумывалось, сказывалась бессонная ночь, мысли противно тянулись, как старая ириска на зубах.