ив диспетчеру АДП решать дальше теперь уже очевидно упростившуюся задачу: читать очередную погоду хуже минимума и продлять задержку каждые два часа. По прогнозу обещалось улучшение только к вечеру, но надо знать непредсказуемый Норильск: он мог открыться в любое время. Потолкавшись в эскадрилье, ушли вновь в нумера и уснули до обеда. Самый крепкий сон после такой вот ночи бывает с 10 до часу дня. Пообедав, решили на всякий случай пойти в АДП и дожидаться улучшения погоды: Норильск давал устойчиво 800 м, а минимум там 900. Дождались 900. Я трижды ходил анализировать по карте смещение циклона; Саша как привязанный ходил за мной. Какое там смещение, в параллельных-то потоках: фронт стоял неподвижно… но таки чуть выпрямлялся, дуга на карте потихоньку уходила на восток, ветер мало-помалу утихал. Дал команду садить пассажиров. Попутно поинтересовался, как там с забастовкой водителей топливозаправщиков, которые требовали повышения зарплаты втрое, мотивируя тем, что, мол, желтопогонники (как они величают нас), ничего не делая, не бия палец о палец, в белых воротничках, при галстуках и жареной курице, получают по 8 тысяч… и нам, мол, тоже по столько же хочется. Я, не бия палец о палец, уже восемь часов принимал решение, анализировал, брал на себя ответственность и рисковал, уйдя на запасной, выбросить в воздух на сотню-другую тысяч рублей топливной гари, да ресурса техники. По моей команде зашевелились службы, справедливо полагая, что командир знает что делает, знает лучше всех, – на то он и командир, за то ему и деньги плотют. Шофера не добились ничего, и аэропорт зажил обычной жизнью. Мы вылетели, как и планировали, успев при этом надрать начавший было выруливать с дальнего угла Ил-76, дочитали карту на ходу и сэкономили таким вот образом десять минут работы двигателей на земле, тонну топлива, и ушли от необходимости извращаться в воздухе, обгоняя менее скоростную и тяжело груженую махину, летящую в Норильск же. Погода в Норильске плавно улучшалась; мы выполнили обычный спокойный полет, идеальный, точно рассчитанный заход с прямой, подстраховались от обещанного в циркуляре, но реально не проявившегося сдвига ветра и мягко сели с курсом 14. Но в магазин до его закрытия успела сбегать лишь одна свободная проводница, набрала сумку сметаны, майонеза и прочей вкусноты, которая нынче там гораздо дешевле, чем у нас. В возмещение нашего огорчения нам на обратном пути в той сметане была зажарена курица, за что и спасибо. Поставили заход по минимуму; нам надо за период ввода три таких захода набрать. Назад нас долго загружали багажом; оборачивалось так, что уже на муниципальный транспорт не успеваем, значит, спать снова в нумерах. Поворчали. Назад взлетели следом за тем же Ил-76 и обогнали его уже над Енисейском. Дома ухудшалось; мы успели сесть в болтанку и обледенение; сильный ветер швырял в лицо копны лохматого снега. Саша сел, я помог поставить нос по оси и на пробеге подсказал держать ось строго: реверс при выключении немного стаскивал в сторону, а полоса была покрыта слякотью; переходило через ноль, короче, гадость. За нами сел грузовик, за ним успела еще «Тушка», а «баклажан» уже угнали в Новосибирск; камчатский борт кружил над приводом, благо, «эмка», топлива много; луна пробивалась сквозь тучи снега, на перроне мело. Мы были довольны, что справились, что не было бы счастья, да несчастье помогло: задержка в Норильске обернулась для нас заходом дома снова по минимуму, и успели вовремя, как раз. Хорошо! Дорогие товарищи топливозаправщики. Я вам сочувствую: у вас тоже дети, вы тоже рассчитываете на кусок хлеба с маслом, вы дышите керосиновой гарью и испарениями…. Но – кто на что учился, тот за то, в той степени и отвечает, и получает в той же степени. Обратно в профилакторий шли не спеша. Слаженная и четкая работа, хоть и на формальном пределе возможностей экипажа, не утомила: налету-то 4 часа всего, да днем выспались. А минимум… Бывает и похлеще. Возлегли на свои провисшие койки и четыре часа болтали на высокие темы. Уснули в пятом часу, бортинженер кашлял и храпел, по коридору ходили, хлопали дверями… короче, утром еле продрали глаза. Денег в отряде не было, уехали на служебном домой. Два захода по минимуму погоды, со всеми пакостными довесками: и болтанка, и обледенение, и ветер, и снег, и скользкие карманы в концах ВПП, руление и развороты по льду с юзом, асимметричное выключение реверса на пробеге… Мелочи. Но все это побеждал стажер; я уже не вмешиваюсь, дело к концу. За это мне доплатили полтыщи рублей: два кило сыру, два кило масла. Конечно, я понимаю, двадцать раз за смену подогнать заправщик к самолету, заземлить, контролировать перекачку, в валенках с галошами, на ветру, на морозе, – тоже не очень сладко. Но мой предыдущий второй пилот, в свое время снимавшийся с летной работы за предпосылку к летному происшествию, три года отработал заправщиком, даже бригадиром у них был. Не переработался. Спина там сухая. Я взял с собой в этот рейс: пальто зимнее и зимние ботинки, шапку и фуражку, перчатки и теплые запасные носки, пуловер, трико и резервный, для ветра, шарф,– чтоб если, не дай бог, сядем в Игарке, так было в чем и ходить, и спать, если опять в гостинице холод. Туда ехал в фуражке, а назад уже в шапке. В Норильске за час температура понизилась с -10 до -22, с ветром до 10 м/сек; у нас к ночи тоже похолодало, короче, вернулась зима. «Желтопогонники…» Алексеич мой в отпуске, а летает с нами вернувшийся с пенсии снова на летную работу Витя Гусаков; он и останется с Сашей, а мы с Алексеичем продолжим работать вместе. Валера дома там переживает, жаловался по телефону Наде, что, мол, бросили его; короче, позвонил я ему, успокоил, через несколько дней мы с ним слетаем во Владик (ему дали рейсик после отпуска для поддержки штанов), а там нам с Сашей останется три рейса – и конец программы; он готов. Дальше с ним будет уже летать закрепленный опытный второй пилот, нянька, а штатный пилот-инструктор будет сидеть у них за спиной 25 часов, наблюдать и подсказывать. Потом проверка командиром летного отряда – и ПСП, первый самостоятельный полет. И в добрый путь. Мы с Алексеичем летаем уже девятый год вместе, сдружились, единомышленники. Надо держаться друг за друга: этот – не подведет. В жизни мы, в силу замкнутости характеров, встречаемся исключительно редко, семьями – никогда, но друг другу мы нужны. Саша рулит на машине все еще как по телевизору. Да один ли он такой. Еще не чувствует. Заруливаем недавно в насквозь обледеневший карман на норильской полосе: боится прижаться вправо, к краю кармана, чтобы не зацепить угловой фонарь, не чувствует еще колею наружной тележки. Перекладку передней ноги, самый сложный на гололеде элемент, еще до конца не уяснил. Сунул ручку влево, нога чуть с запаздыванием развернулась из крайнего положения 55 градусов вправо в крайнее положение 55 влево, а нос как шел вперед, параллельно обводу кармана, так и идет. Надо ж было вовремя помочь левым тормозом, создать импульс угловой скорости вращения влево; но нет: центр тяжести машины так и идет по инерции вперед, на бруствер. Передние колеса, развернувшись до упора влево, заблокировались, идут юзом, машину трясет, она потеряла импульс движения, тормозится. Я добавляю режим правому двигателю, подсказываю: помогай левым тормозом, импульсами, а чтобы разблокировались передние колеса, советую уменьшить угол отклонения «балды» ближе к нейтрали, а когда появится хоть малая угловая скорость влево, – чуть-чуть, на грани юза, снова увеличь отклонение передних колес, и помогай, помогай левым тормозом; потом, соразмерно росту угловой скорости вращения, увеличивай угол отклонения передних колес, и все это на грани юза; лучше использовать всю глубину кармана, почти по обочине, большим радиусом, помогая тормозом, но не теряя угловую скорость. Газ убирай, когда уже развернулся от противоположной обочины под углом к оси ВПП; выходишь на ось – переедь ее, машина же вся сзади, еще она вся справа, протяни, передняя нога уже на сухом бетоне, управляема, используй ее, плавно доверни вправо, выведи на ось, переключи на малые углы и ногами окончательно установи строго вдоль оси; заодно проверишь управляемость передней ноги от педалей. Кое-то у него получается, кое-что нет; говорит, лучше бы я до кармана, на сухом бетоне, малым радиусом развернулся. А сядешь в Игарке? В Полярном? Там всегда заснежено, укатано, и тот же гололед в карманах. Нет уж, на бетоне и дурак развернется. Это все придет само, к следующей осени; за лето он должен прочувствовать машину сам, без болтливого инструктора справа. Сам пару раз застрянет под 90, с носом, свесившимся за фонари обочины, взмокнет, тогда поймет, почему нельзя терять импульс вращения и каков радиус разворота; это на развороте – главное, и существует несколько способов этот импульс сохранить. Научится. Все научились. И я сегодня пустил пузыря. Дома дают минус ноль, проходит фронт, снегопад с дождем. Соображай же, что уже на кругу может быть обледенение. Нет, увлекся расчетом высоты, на каком удалении какую высоту занимать: вижу, что рановато снизились, можно было повыше идти, ветер встречный… А тут и РИО загорелось, инженер включил ПОС полностью и дал двигателям режим. Теперь уже надо выпускать интерцепторы и снижаться, а она не хочет, а боковое уже 10, а у нас еще 900 метров и скорость 450 – и не гасится