Ну а после второй свадьбы — племянницы главного бухгалтера завода, у ВИА появился микшерный пульт и японский синтезатор.
Сейчас же коллектив работал над новыми композициями, которые собирался исполнить на празднике в честь годовщины Великой Октябрьской Революции.
— В принципе, всё у нас хорошо, только вот Иннокентий иногда «дуру гонит», — сказал Мефодий и осёкся, увидев не одобряющий взгляд Антона.
— Ясно, понятно, — как бы не обратив внимание на последнюю фразу сказал я, а затем спросил: — А к вам на репетицию можно прийти?
— Вряд ли. Иннокентию — это не понравится. Он знаешь какой… — сказал Мефодий подцепив ложкой пельмешку. Зря он это сказал… Глаза Антона вспыхнули, а сам он весь затрясся и покраснел.
— Пошёл на ***, твой Иннокентий! За***ли вы меня уже с ним! На *** я видел вашего Кешу! Я лидер ВИА! Я глава ансамбля! Я создал его! Мне директор поручил! Кому не нравится, тот пусть уё*** на *** из моего ансамбля! — взорвался Антон. Он тяжело дышал, а лицо его пошло пятнами.
«Так и до сердечного приступа докатиться может… Там у них прям «санта барбара»… Какие страсти-то кипят в среде молодых дарований — обалдеть», — глядя на разошедшегося музыканта думал я.
Тот, немного помолчал, глотнул остывший кофе и потёр виски. Мефодий сидел, опустив голову в пол и ковырялся в ногтях.
— Конечно приходи, Саша. Послушаешь как мы играем. Завтра в шесть вечера, запоминай адрес… Может тоже музыкантом захочешь стать, а не спортсменом… — тяжело вздохнув, уже мягким голосом сказал мне, грозный лидер ВИА и улыбнулся.
Ещё немного посидев мы решили, что пора «на расход». Я проводил ребят до метро и пошёл домой.
Дома, застал расстроенную маму. Ясно. Записка…
Развеселить её не получилось и поужинав я поговорил по телефону, ополоснулся и лёг спать.
Когда засыпал, то слышал тихий плач любимой мамочки. Прости мама, но эту заразу нужно была вырезать сейчас с корнем, пока ты ещё к нему не привязалась и всё не стало слишком поздно! Время лечит раны, всё пройдёт и всё будет хорошо… Прости моя любимая «мася», по-другому я не мог…
«Ну и денёк же сегодня выдался», подумал я, засыпая…
Глава 14
31 июля. Воскресенье.
Новость дня: Тамильские сепаратисты, представленные в парламенте Шри-Ланки, приступают к составлению проекта новой конституции.
После утренней пробежки, я поехал на станцию метро Площадь революции. Библиотекарь Эмма Георгиевна позвонила мне вчера вечером и пригласила к себе на завтрак. А почему бы и нет?! Решил съездить. Выйдя из вагона, я улыбнулся, глядя на статуи, вмонтированные в колонны, которые служили украшением станции.
В восьмидесятых годах, у студентов, родилась традиция — потереть нос статуи собаки. Этот культ считался народной приметой, которая приносит удачу на экзаменах, да и во всей жизни в целом.
В последствии этот обряд, как и положено обряду, мутировал и принял более глобальный размах. Тереть нос несчастной псине якобы приносящей удачу стали тереть не только студенты, но и простые прохожие. Дальше больше. Некоторые светлые умы задумались: «А только ли нос собаки приносит счастье?» и принялись натирать другие выпирающие места довольной четвероногой.
Вероятно, некоторой части людей всё же счастья от протирания собаки заметно не прибавлялось и тогда народ решил, «нужно тереть всё». И понеслась… Любая, хоть немного выступающая часть множества статуй на станции, стала подвергаться ежедневной полировке, включая грудь спортсменки, туфлю студентки, палец и лапоть крестьянина, ножку ребёнка и колено рабочего.
Некоторые люди, чтоб совершить какую-нибудь часть народного ритуала, при остановке поезда, выскакивают из вагона, быстро трут что-нибудь первой попавшейся статуи и забегают обратно. Вот на эту шаманскую станцию я и приехал.
Жили они недалеко от станции и через 5 минут, после того как я вышел из метро на улицу, я уже звонил в звонок. Дверь открыла Эмма Георгиевна на которой был одет домашний махровый красный халат, улыбчивая и гостеприимная. Нужно сказать она сильно отличалась от себя вчерашней и совсем не походила на ту сухую и строгую учительницу.
— Доброе утро Саша, проходи вот тапочки.
— Здравствуйте, — я вошёл в неплохую, трёх или четырёх комнатную квартиру.
— Проходи. Не стесняйся. Вот тут ванна, вот туалет.
Я зашёл в ванну вымыл руки. Посмотрел на верх и увидел идущую от стенки до стенки трубу. Удивительно, но что в относительно не старых зданиях очень странно, по-идиотски расположены канализационные трубы. Система водоснабжения сделана как-то грубо и нелогично. Вокруг высокие потолки с лепниной, барельефы, красивые скульптуры, статуи с колоннами, а сантехника просто ужасная. Всё, какое-то неказистое, кривое, ржавое, торчащее из центра стены абы как. Такое впечатление, что эти дома планировались без сантехники изначально, а сантехнику в них решили провести потом. Складывалось впечатление, что про водоснабжение и систему канализации при строительстве просто забыли. Неужели это было невиданных масштабов вредительство, или быть может эти дома не совсем сталинские?
Ну да ладно…
Помыв руки, я вышел из ванны и в тот же момент из комнаты напротив, открыв дверь вышел мужчина. На вид было ему, лет 55–60, ну или около того.
— Берёза Иван Павлович, — представился он я протянул руку для пожатия. Я пожал руку и представился.
— Александр Сергеевич? Отчество как как у великого поэта — у Пушкина, — весело прокомментировал профессор, как решил я его для себя называть. Почему профессор? Ну очень уж он походил на каких-то киношных профессоров. Невысокий, немного сутулый, с козлиной бородкой, не удивлюсь, если и со своей супругой он общается на «Вы». Взгляд мудрый, разговор снисходительный. К тому же, он и говорил, как киношные герои, иногда добавляя в слова букву «с» особенно после «ну». В наше время, в той жизни — в двухтысячных, таких профессоров уже практически не встретишь.
— Ну-с, проходите молодой человек на кухню. Присаживайтесь. Сейчас Эмма Георгиевна нальёт нам чай и будем завтракать. Вы любите бутерброды с балыком? Вот, не стесняйтесь. Эмма Георгиевна, молодой человек стесняется, сделайте ему бутерброд… Вот кушайте, кушайте. Ну-с, рассказывайте. Как живёт наша молодежь? Какие заботы её одолевают? Чем мы, старшее поколение, можем помочь нашей подрастающий смене? — перешёл профессор от балыка к беседе.
Кстати говоря, профессором он был «всамомделишним», поэтому и прозвище было вполне объективно. Жуя бутерброды с балыком и красной икрой, я рассказал о мечтах и чаяний нашего поколения. Я заверил профессора что: «Мы, наше поколение, твердо стоим на Коммунистической платформе, подготовленный товарищем Лениным, партией и лично дорогим и любимым Леонидом Ильичом Брежневым». «Мы, наше поколение, неустанно будем бороться за нашу социалистическую родину, и никогда не отдадим Знамя Свободы в руки капиталистических агрессоров, которые не перестают предпринимать свои грязные попытки по уничтожению нашей прекрасной, Советской родины». О том, что не пройдёт и десяти лет и их попытки начнут приносить им заметные плоды, я профессору конечно не сказал. Ровно как не сказал и о том, что в 1991 году наша страна — СССР, прекратит своё существование. Не к чему это — лишнее…
Не мог я и не упомянуть о роли Коммунистической Партии и правительства в обучении молодого поколения: октябрят, пионеров, комсомольцев, которые «крепко стоят на основных величайших ценностях, которые провозгласил Владимир Ильич Ленин и лично товарищ Брежнев». Закончив этот доклад, я перевёл взгляд от ошарашенных лиц с открытыми ртами на стол и принялся делать себе бутерброд с сервелатом и сыром — некий вариант «чиз-сервелат-бургера».