Они были друзьями с детства, с того дня, когда Андрей подорвался на мине в лесу. Игорь тогда дотащил его до дороги и с первой попуткой привез в больницу. С того дня Андрей вошел в его жизнь. А потом стал другом в школе. И все эти годы словно не замечал Андрей своей инвалидности. Веселый, бойкий, он не только отбивался от ребят в случайных драках, но и наступал. Особенно когда пускал в ход свой костыль. Порой даже не Игорь защищал Андрея, а Андрей Игоря.
Андрей лежал на топчане, заложив руки за голову. Увидев Игоря, он вскочил со своего ложа, подхватил костыль и крикнул ожесточенно:
— Обузой посчитали? Обузой?
— Ты о чем? — непонимающе спросил Шеломов.
— Не понимаешь? Ну, ничего, сейчас поймешь.
Андрей присел на топчан и проговорил уже спокойней, но с обидой:
— Ты мне ответь — почему Игнашова Юрку спросили, согласен он оставаться в колхозе? Почему спросили Полякова, Рюмахина? Даже Лушку Кабанову не забыли… А меня почему не спросили?
— Ты напрасно обижаешься… Ну, не спросили, подумаешь. Многих не спросили.
— Многих — это одно. А меня — другое. Со счетов сбросили. Не нужен, значит! Да и то верно: зачем безногий колхозу? Так понимать надо?
— Брось, Андрей, случайно все это получилось. Я, конечно, виноват, но ни о какой обузе и в мыслях у ребят не было…
В сарай вошла мать Андрея. Она, видимо, все уже знала и, присев рядом с сыном, обняла его за плечи.
— Ну, а что я тебе говорила? Все выдумал ты! Но для самого себя ты должен решить, что будешь делать в колхозе. А решишь, — значит, не будешь обузой.
— И не буду. Слышишь, мама, никогда не буду!
9
Игоря встретили Верушка и Оленька. В одинаковых платьях, на один манер под горшочек подстриженные, близнецы были так похожи друг на друга, большеглазые, светловолосые и непоседливые, что часто даже сам Игорь не мог сказать, кто там вдалеке прыгает через веревку — Оленька или Верушка? Девочки были одинаковы даже в своей любви к старшему брату, и стоило одной как-нибудь по-особенному проявить ее, как другая делала все, чтобы доказать, что и она любит его не меньше. Поэтому, встретив Игоря, они в два голоса, весело подпрыгивая, наперебой заговорили:
— А мы все знаем, все знаем. Весь ваш класс тоже остается.
— Откуда вы знаете? Подслушивали?
— Совсем нет! Окна были открыты.
— Но как вы попали в школу?
— Мама послала узнать, почему тебя долго нет.
— И вы ей все рассказали?
— Ты же сам говорил, что от мамы ничего нельзя скрывать.
— А мама что?
— Как схватит веник! Да как закричит: «А вот я вам, будете мне глупости болтать!» Мы и убежали на улицу.
Они вошли в дом все вместе. Мать сидела за столом задумчивая, хмурая. Увидев дочерей и сына, сказала:
— Вы, девчонки, ступайте на улицу, а с тобой, Игорь, мне поговорить надо.
— Вот видишь, Игорь, — пожаловалась Оленька. — Она на нас сердится.
— А ну, кому сказано! — прикрикнула Наталья Захаровна. Когда девчонки скрылись за дверью, приказала: — Говори, что там учудил еще? Сам не едешь учиться и других за собой в колхоз потянул?
Но прежде чем Игорь успел сказать слово, в дом ворвалась мать Игнашова, зубной врач сельской поликлиники, женщина нрава решительного и горячего.
— Что наделал ваш Игорь! А из-за него должен страдать мой Юрочка! Нет, и вы, и я — все мы должны пойти к директору, должны протестовать. Почему нас не спросили, почему с нами не посоветовались? Что будет делать в колхозе Игорь, я не знаю, но Юрию там делать нечего. И вообще — какая связь между филологией и навозом, между ученой кафедрой и коровьим стойлом?
— Что же вы хотите от меня? — спросила Наталья Захаровна.
— Чтобы вы пошли в школу.
— Зачем?
— Скажите, что Игорь раздумал и поедет учиться. Ведь это же в ваших интересах.
— Мама, ты этого не сделаешь, — вскочил Игорь.
— Постой, постой, сынок.
— Действительно, Игорь, ты уже сделал глупость, так не мешай другим ее исправить, — оборвала его Игнашова.
— А я прошу вас не лезть в чужие дела, — так же резко ответил Игорь. — Идите сами в школу и скажите, что не пустите Юрия в колхоз. А моя мать этого не сделает.
— И вы позволяете мальчишке командовать собой?
— Зачем командовать? — улыбнулась Наталья Захаровна. — Мы живем дружно. Захотел работать в колхозе — иди! Весь класс с тобой — еще лучше!
— Значит, отказываетесь? Все равно я не пущу своего Юрия! — и голос Игнашовой сорвался на визг. — Слышите, никогда!
Когда Игнашова захлопнула за собой дверь, Игорь благодарно взглянул на мать.
— Спасибо, мама…
— Ладно, спасибо не спасибо, а раз свободен — помоги мне газеты разнести.
Они зашли на почту и оттуда вместе направились в разноску. Игорь — с тяжелой сумкой, мать — держа в руке пачку писем. Они шли рядом, видели перед собой одну деревню, но видели ее по-разному, перед их глазами возникали две разные деревни, хотя и с одним названием: Большие Пустоши.
Большие Пустоши начинались у паромной переправы, поднимались широкой деревенской улицей на мощенный булыжником ввоз и уходили вдоль берега далеко к лесу. Это была совсем не та деревня, куда двадцать лет назад приехала из Загорья Наталья Захаровна. Та была поменьше и дальше от реки. Собственно, деревни даже не было: одни печные стояки спаленных немцами изб да землянки и всего лишь несколько домов, заново отстроенных после войны. И все же для нее те прошлые Большие Пустоши были близки. Есть одно общее у всех здешних деревень — высокое небо, зеленые поля, поросшая лесами даль…
Все, чем так гордились в Больших Пустошах — асфальтной дорогой, домами под шиферными крышами, телевизионными антеннами на крышах — всего этого Наталья Захаровна просто не замечала, бессознательно выискивая то, что возвращало ее в молодость, когда ничто не говорило ей о том, что впереди ее ждут лишь заботы о большой семье. Вон скамейка у ворот дома — она такая же, как была и тогда, выстроганная из березовой плахи… И мостки, где полощут белье, с перилами, а из воды торчат булыги. И, увидев колышущуюся в открытом окне занавеску, ощутила терпкий запах герани.
Так видеть Большие Пустоши Игорь не мог, потому что он смотрел на них через будущее, стараясь представить себе, как он будет жить в этой деревне, работать трактористом — неважно, пахать поле, возить корма или доски вон с той лесопилки, что расположена между гаражом и мастерскими. И еще имело для него значение, что речка близко от деревни, и клуб есть, и большие, хорошо оборудованные мастерские, а следовательно, много машин — в общем, жить и работать можно.
На обратном пути они шли мимо правления. Русаков из окна окликнул Игоря:
— Заходи, комсорг!
Наталья Захаровна пошла домой, а Игорь свернул в контору. Иван Трофимович взглянул испытующе.
— Вот уж верно: не было ни гроша, да вдруг алтын. Так сколько вас?
— Класс небольшой…
— А что делать умеют?
— Есть трактористы, слесаря, плотники… А девочки на ферме проходили практику…
— Коров и я могу доить, да доярка из меня плохая.
— Еще птичница есть. Нина Богданова… И воспитательница детского сада.
— Не пришлось бы мне для вас детский сад открывать… Только, чур, не обижаться. А трактористы ваши завести рукояткой трактор смогут? А ну, покажи свою руку. У всех такие? Игнашов ваш тоже тракторист?
— Нет.
— Плотник? Тоже нет? А слесарить может?
— Он литератор.
— Литератор? — Иван Трофимович помрачнел: — Эх, ребята, чую, возни мне будет с вами… Ходи за вами. Ну да ничего. Занесло вас ко мне — так тому и быть. — И спросил: — Значит, единогласно? Так ведь сказала Яблочкина?
— Единогласно, всем классом, — подтвердил Игорь.
— Ладно, ладно, поживем — увидим. А сейчас я хочу, чтобы ты, как комсорг, понял одну истину. Вот говорят: добрый человек, злой, умный или глупый. А ведь у всякого коллектива тоже есть свой характер. Как он образуется — толком мы еще не ведаем. Но вот про характер Больших Пустошей скажу. Люди кормятся наполовину усадьбой да приработками, а о колхозе думают: «Нам, видать, жить и жить в деревне, а у молодежи нашей прямая дорога в город». Так вот, есть у меня тайная мысль: а что, если с вашим приходом начнет переделываться характер нашего колхоза? А почему бы и нет? Вы начали, а вас поддержат другие. Да и те, кто ушел, назад потянутся. Вот и новый характер у коллектива появится. Только, избави бог, если спугнем мы молодежь. Смотри, Игорь, пуще огня этого бойся.
Всю дорогу до дома Шеломов мысленно перебирал свой разговор с Русаковым. Непонятно, почему Яблочкина предупреждала быть с ним начеку. Русаков ему определенно нравился.