Егор Васильевич искренне обрадовался приходу своего бывшего ученика.
— Ну, здравствуй, Игорь. Слыхал, Русаков что-то затевает насчет заочной учебы? Это хорошо! Помогу сформировать библиотеку заочника, даже получить специальный абонемент в одной из крупнейших библиотек страны. Будь уверен. У нас ведь любят всяких инициаторов! А у вас, шутка сказать, библиотека сельского заочного вуза!
Но поговорить о Русакове, о своем конфликте с ним Игорю не удалось. Егора Васильевича рвали на части маляры, печники, водопроводчики и столяры, жестянщики и какие-то халтурщики-электрики, предлагающие сменить электропроводку со своим материалом. Директорская спина исчезла за дверьми кабинета, и Игорь, потеряв надежду на возвращение Егора Васильевича, покинул школу, даже не попрощавшись.
В подъезде он столкнулся с Анной Михайловной. Она очень обрадовалась, увидев бывшего ученика.
— Расскажи, расскажи, Игорь, ну как вам живется? Работаешь трактористом — о, молодец! А Юрочка кем? А литературу он не забросил? Читает, интересуется?
Игорь спустился со школьного крыльца и медленно побрел через сквер. Что же теперь ему делать? Идти к Яблочкиной? Но что он ей скажет? Провалил мероприятие райкома. Не послушался ее. Показал себя мальчишкой, зазнайкой. Поделом дураку!
Но кто это идет там, краем сквера? В лыжных штанах, безрукавке, с рюкзаком за плечами? Неужели Димка Толмачов? Сразу и не узнал. Отощавший, сутулый и какой-то незрячий. Идет — ничего не замечает.
— Димка! Здорово, Толмач! Ты не заболел ли? И вообще откуда и куда?
Димка, не снимая рюкзака, присел на скамейку, сказал устало:
— С автобуса.
— А как твои дела? Как с консерваторией?
— Еду с экзаменов.
— Сдал?
— Зачислен по классу рояля. Только учиться не буду, — проговорил безразлично Димка. — Не могу, понимаешь, не могу.
— Но почему?
— А чего говорить? Пока в школе учился, о чем-то мечтал, кем-то хотел быть. А теперь пустота. Ничего нет. Ничего. Словно душу вынули. И все к чертям: музыка, консерватория. — И поднявшись, Толмачов пошел через сквер к базару, рядом с которым на главной улице был его дом. Игорь догнал его.
— Димка, ты расскажи, что с тобой?
— Долго рассказывать. А в общем, совесть замучила. Беглый комсомолец. Не поверишь, передо мной ноты, а я их не вижу, слышу музыку — не понимаю ее. А в голове все одно: беглый, беглый, беглый!
— И что думаешь делать?
— А ты что делаешь?
— Я в колхозе работаю.
— Вот и я буду. Примете?
— Ну конечно! Ясно, примем. Ступай прямо к Русакову. А вечером приходи.
Вечером Димка Толмачов пришел к Игорю.
— Был у Русакова?
— Отказал.
— Не имел права.
— Имел не имел, а отказал.
— Да ты ему рассказал, почему вернулся?
— А нечего тебе, говорит, делать в колхозе, езжай обратно. У меня, говорит, для тебя консерватория не припасена.
— Это черт знает что такое! Пойдем. Вдвоем с ним поговорим.
— Он куда-то уехал.
— Тогда завтра поезжай в райком к Яблочкиной.
— Не поеду.
— Почему?
— Так ведь она сказала: «Нам сомневающиеся не нужны». Наверное, Русаков потому и не берет меня.
— Чепуха! Не в том дело. Он и от нас хочет отделаться. — И неожиданно сказал: — Хорошо. Никуда не ходи. Тут мы наши комсомольские дела будем утрясать, заодно решим и твое.
Когда Димка ушел, Игорь достал лист бумаги и, не задумываясь, написал:
«Товарищ Яблочкина! Русаков отказал комсомольцам. Может быть, я и поспешил, но больше ждать было нельзя. Теперь пойдет разговор. И еще сообщаю, что Русаков отказался принять на работу Толмачова. Помните, он уехал в консерваторию. А в парне заговорила комсомольская совесть. Сами понимаете, что если так будет и дальше, то придется из комсоргов уходить».
Мимо окна проплыла сутулая спина отца. Игорь встал и посмотрел ему вслед. Как ни бегал, а пришлось вернуться в Большие Пустоши. Строй, батя, птичник! Отрабатывай долги! И сказал вслух, словно рядом был Русаков:
— А личность не хотела возвращаться в Большие Пустоши. Да пришлось. Не посчитались вы, Иван Трофимович, с личностью.
31
Звонил телефон, спешили с записками, передавали с попутчиками. «Игорь, к секретарю комсомола Баканову! Толмачова — тоже. И вас, Игнат Романович… И вас, Иван Трофимович… Куда, зачем? Нет, нет, не в район. В правление колхоза».
Когда Игорь пришел в правление и в председательской комнате увидел Баканова, а рядом Веру Викентьевну, он все понял. Его записка всполошила Яблочкину.