Игнат с порога весело проговорил:
— А я тебя ищу, куда подевался? Так, брат, не годится. Вот-вот озимые сеять, а у нас сколько еще не пахано! Придется обоим в ночь идти. Давай собирайся!
И, не ожидая, что Игорь ему ответит, вышел.
На улице Игнат присел на скамейку. Вот он сейчас встал, расправил постель. Идет в сени, снимает свою спецовку. Заходит в горницу, открывает шкаф. Чего бы взять на ночь поесть? Ну ясно, ничего не берет. Он с матерью только-только поссорился. Так как же взять у нее еду? Не взял из принципа. Игнат оборачивается и смотрит во двор. Игорь уже на крыльце. Все точно. Тяжеловато будет мальчонке всю ночь на тракторе. Ну да ничего. Главное, его от самого себя увести. А ночью и подменить можно. Игнату что ночь, что день. Случается и день и ночь без смены.
32
Игорь жил мысленными непрекращающимися спорами с Русаковым. Он не желал смириться с поражением. И, в сущности, он и не жил, потому что той большой жизни, которая была вокруг него, он не замечал. Школа обещала помочь заочникам? А ему-то какое дело до всяких там институтов? Тихую комнату оборудовали для занятий? А она ему не нужна. И даже трактор наскучил. То в день, то в ночь — сутки прочь! Рассвет, стук в окно — это Игнат зовет его в поле. Он шел за Игнатом. А в поле вел разговор о том, с какого конца начать пахоту, не лучше ли поперек делянки, ну, одним словом, разговоры трактористов известны — где по делу, где со смешком, а надо — и помолчать можно.
Поле было совсем близко от Больших Пустошей, и обедать ходили домой. Игорь шел, словно бы нехотя, ел лениво и вялым возвращался в поле. В конце концов, если Игнат не захочет работать с ним, придется уйти из звена. Куда? В мастерские, на ферму кормовозом. Теперь это слово уже не звучало оскорбительно. Молоковоз, лесовоз, кормовоз. Не все ли равно, кем работать, где работать, только бы одному. Неожиданно из проулка выскочил Володька Рюмахин.
— А я за тобой в поле бегал. Срочно к Ивану Трофимовичу.
— Некогда мне по правлениям ходить.
— Дело важное. Ты как комсорг должен. Да вон и Нинка. Пусть тоже идет. Мне срочно на электролинию.
Игорь не стал спорить и пошел в правление, искоса поглядывая на идущую рядом Богданову.
Русаков был чем-то встревожен.
— Звонили из района. Когда Игнашов получал комбикорма, то не передал доверенности. На складе из-за этого неразбериха какая-то.
— А я-то тут при чем? — спросил Игорь. — Да и чего смотрели на складе, когда выдавали комбикорма. Пусть кладовщики и отвечают.
— Не в них дело. Доверенность я выслал. Но если Юрий получил без доверенности, то где же тогда колхозный бланк? Зачем он ему понадобился, для какой цели?
— Может быть, потерял? — сказала Нинка.
— Возможно. Кладовщики, может, сунули бумажку куда-нибудь и забыли. Надо выяснить. Так что пойдем к нему. Он еще не уехал?
— Не знаю. Может быть, и уехал.
— Тогда плохие наши дела.
Их встретила мать Юрия. Увидев Русакова, она проговорила обрадованно, но с затаенной тревогой:
— Иван Трофимович, если бы вы знали, как мы вам благодарны. Еще несколько дней — и Юрочка опоздал бы подать бумаги в университет. Но, может быть, Юра остался должен колхозу? Мы брали молоко, яйца, привозили дрова. А заработано так мало. Скажите, сколько? Деньги немедленно будут уплачены.
— Я могу видеть Юрия? — спросил Русаков.
— Ну конечно. Юра, Юрочка! Смотри, кто к нам пришел. Ну, что ты там возишься? Успеешь, поезд уходит поздно вечером. Тебя ждут Иван Трофимович, Игорь и Ниночка. — В крайней комнате что-то упало. Игнашова испуганно прислушалась. — Еще не хватало, чтобы Юрий разбил баккара. Боже мой, ну как можно быть таким неуклюжим!
Наконец Юрий показался в сенях, и удивительно: в эту минуту он был очень похож на мать. Эту схожесть ему придавали не черты лица, а такая же улыбка и встревоженность, которые заметил Игорь на лице матери.
— Юрий, нам надо с тобой поговорить.
— Иван Трофимович, если он должен, я немедленно уплачу…
— Ничего он не должен, — сказал Игорь.
— А поговорить мы бы хотели без свидетелей, — продолжал Русаков. — Пойдем на крыльцо.
— Пожалуйста, — сказал Юрий.
— Но почему я не могу присутствовать? — запротестовала Игнашова. — Я мать, а Юрочка пока еще мой ребенок.
— Мама, опять ты за свое! Ребенок, сыночек. Честное слово, надоело.
— К тому же у нас интимный разговор, — пояснил Русаков.
— Ах, интимный, — успокоилась Игнашова. — Тогда пожалуйста. Наверное, какая-нибудь девочка влюбилась. Сколько раз я тебе, Юрий, говорила: будь осторожен.
Юрий вышел в сени. За ним Русаков, Игорь, Нина. Иван Трофимович остановился в дверях и спросил: