— Вы, товарищи правленцы, знаете, что у парня золотая медаль. Ежели мы его не пошлем, так кто же его пошлет? Выходит, пусть пропадает такой физик и математик?!
Игорь слышал, как кто-то спросил:
— А это не та же фосфоритная мука для колхоза? За нее заплати, а польза когда-то будет. Да и будет ли?
— Без математиков и физиков космические корабли не запустишь, — сказал Русаков.
— Это понятно. Но, как ни говори, а колхозу урон. Другое дело: от нас — математика, а нам, скажем, химика-агронома.
— Позвольте, товарищи, — вмешался Игнат. — Ведь разговор о чем идет? Он и без нас может поехать учиться. А тут дело в колхозной стипендии. Можем мы ее дать или нет? Думаю, что можем.
— То-то и оно, что надо дать стипендию.
Но Игнат не сдавался:
— А кто знает, может, наш физик-математик по машиностроительной части пойдет? Выходит, эта физика с математикой и колхозной земле нужна.
Игорь брел по вечерней улице. Значит, послали, значит, стипендия, значит, Иван Трофимович поедет хлопотать за него. И хотя все трудности были еще впереди, Игорь не сомневался, что его и к экзаменам допустят и что он сдаст экзамены. Как неожиданно все повернулось. Еще несколько дней, а там — большой город, институт, новая жизнь. Он старался понять, разобраться в том, а что же, собственно говоря, произошло? И как теперь считать: Русаков был его врагом или другом? Воевал, воевал и — на тебе! — такое сделал для него. А может быть, есть в жизни какая-то особая доброта? Вот он, Игорь, хотел сделать так, чтобы ребята сжились с деревней. Но как хотел? Не было у него этой доброты. А у Русакова есть. Значит, Иван Трофимович добрый, а он злой? А может быть, просто глупый. Было одно утешение: глупец, который понимает, что сделал глупость, уже не глупец. Но утешение небольшое. И все же после всех переживаний этих последних дней на душе стало легче.
Русаков собрался в город с вечера. Но в последнюю минуту перед отъездом вдруг оказалось, что надо подписать чеки, доверенности и еще какие-то бумажки; потом прибежала заведующая фермой из Малых Пустошей — никак корова не растелится, — пришлось искать ветеринара и везти его на ферму; а когда, наконец, машина тронулась в путь, ей преградил дорогу Володька Рюмахин: «Иван Трофимович, привезите из города несколько мотков провода, побольше изоляционной ленты, еще, если удастся, парочку моторчиков, электроплиточек, побольше спиралей на двести двадцать — в общем, вот списочек! Поздно почему? А я в Посаде проводку делал. Денег не хватит? Моторы можно по безналичному, а на всякую мелочишку возьмите мою сотнягу».
Светало, когда русаковская машина пронеслась мимо Игоря, сидящего на скамейке у дома. Он смотрел ей вслед и подумал с грустью:
«Вот и я так уеду».
36
Русаков обещал вернуться на третий день. Ребята встречали его на переправе. Игорь волновался: а вдруг ничего не вышло у Ивана Трофимовича? Вот если бы на вечерний, тогда другое дело. Пожалуйста, держи экзамен. Но он не может учиться на вечернем. Хорош вечерник, который живет за триста километров от института. Игнашов, может быть, в душе и завидовал ему, но внешне проявлял полное равнодушие ко всяким вузовским разговорам. А ну их к черту, эти вузы, если они напоминают о каких-то неприятных подробностях из биографии человека. Но в общем-то в Игоре не видели какого-то особого счастливца. Ведь сами они тоже скоро будут студентами. Пусть заочных факультетов. Но студенты. И скоро, очень скоро. С нового года. И еще утешали Рюмахина:
— Да привезет тебе Русаков и провода, и моторы, и лампочки.
А Володька сокрушался:
— Нет, ребята, оплошка вышла. Надо бы — прыг в машину и самому в город. А я на председателя понадеялся, халатность непростительная.
Русаков показался на дороге засветло. Андрей, увидев машину, первый раз за все лето нарушил расписание и дал отправление парому на три минуты раньше срока. Скорей, скорей, жми, ребята, тяни дружней! С другого берега Иван Трофимович, высоко подняв руки, приветствовал ребят. В мегафон Андрей пробасил с середины реки:
— Как дела, Иван Трофимович?
В ответ от берега до берега пронеслось и эхом откликнулось:
— Наша взяла!
Чем раньше паром причалил, тем больше ему пришлось стоять. Целых двадцать минут. На повторное нарушение расписания Андрей не пошел. А Русаков, окруженный ребятами, уже рассказывал о своем посещении института, где будет учиться Игорь:
— Вы думаете, приехал, остановился в гостинице, переоделся — и к ректору? Тут не до приличного вида, когда каждый час дорог. С дороги — прямо к институтскому подъезду. Там машин много, низкосидящие, чистенькие. Одна моя — сразу видно, из деревни: посадка высокая, вся в пыли. Ну, хлопнул дверцей — и сразу в приемную ректора. Секретарша ко мне: «Как доложить? Ваша фамилия?» — «Русаков, Иван Трофимович», — отвечаю. «А, Русаков! Член-корреспондент? Посидите несколько минут, сейчас там декан физико-механического, как только выйдет — сразу доложу!» — «А он мне как раз и нужен. Так что доложите сейчас. Только не член-корреспондент Русаков Иван Трофимович, а председатель колхоза «Большие Пустоши». Ну, думаю, всплеснет руками — а она-то думала невесть кто. Не видать мне ректора. И не поверите, ребята, глазом не успел моргнуть, как она исчезла за ректорской дверью. Сижу, жду, думаю. Может, зря к ректору в обход декана или, скажем, приемной комиссии? Ну нет! По председательскому опыту знаю: если ты большое начальство, иди к маленькому чиновнику, а рядовой человек иди к большому начальству. Так вернее. Отказ — так отказ. Но без канители. И вижу — секретарша в дверях. Приглашает к ректору. Опыт, выходит, не подвел. Да и кто идет? Председатель! И чего председатель? Колхоза! Ректором оказался человек лет пятидесяти. Не старше. Высокого роста, физкультурной комплекции, а рядом с лысым седоусым деканом совсем молодой. И вижу, что вы думаете? Он по-мальчишески озорно улыбается мне.