— Таблетки от глистов, которые нужно давать раз в месяц, — сказала она, нежно глядя на Баркиса.
Ее отец посмотрел на нее добрыми глазами:
— Как плохо, что они не делают их для людей.
Они с Эрлом видели, как она проходила через это уже два раза. Она чувствовала себя… пронзенной. В ее прошлом был пункт, который все еще держал ее в плену. Она знала, что это за момент. Ей было семнадцать, она проводила в лагере свое последнее лето перед колледжем, работая вожатой. В тот раз она отдала свое сердце, — полностью, бесстрашно, без отлагательств. Все кончилось плохо, и она завязла в эмоциональных зыбучих песках. Она все еще не знала, как оттуда выбраться.
Может быть, ее бабушка дала ей шанс сделать это.
— Знаете что? — сказала она, вскакивая из-за стола. — У меня нет времени сидеть тут с вами и депрессировать.
— Итак, мы практикуем быстрые разрывы?
— Простите, но вы, ребята, должны меня извинить. Мне нужно упаковать сумки, — сказала она, вытаскивая из кейса фотоальбом Наны. — Первое, что я сделаю утром, — это начну новый проект. — Она сделала глубокий вдох, удивленная тем, что ее охватили надежда и восторг. — Я уезжаю на лето.
3.
— Это плохая идея, — сказала Памела Беллами, открывая дверь, чтобы впустить Оливию.
Роскошная квартира на Пятой авеню была похожа на музей, с его полированными паркетными полами и красиво расставленными предметами искусства. Однако для Оливии это было просто место, где она выросла. Для нее Ренуар в фойе был не более замечателен, чем пластиковые контейнеры в кухне.
Однако, даже будучи ребенком, она чувствовала себя в гостях, незнакомкой, не на месте в элегантности ее собственного дома. Она предпочитала милые вещички: африканские фиалки и старые стулья, забавные сувениры и ковры из грубой шерсти. Между матерью и дочерью были долгая история разъединения. Оливия была одиноким ребенком, и ее родители были одинокими, и она испытывала груз ответственности — быть для них всем. Она старательно училась и занималась музыкой, надеясь, что ее дневник с отличными оценками или музыкальная награда смягчат холод, который, казалось, окружал ее семью с тех пор, как она себя помнила.
— Привет, мама. — Оливия поставила сумку на стол и обняла ее.
Ее мать пахнула «Шанелью № 5» и сигаретами, которые она исподтишка покуривала на восточном балконе после завтрака каждое утро.
— Почему, ради бога, ты взялась за этот проект? — потребовала ответа ее мать.
Пока Памела знала только то, что Оливия рассказала ей по телефону накануне вечером, — что между нею и Рэндом все кончено и что она собирается провести лето, обновляя лагерь «Киога».
— Потому что Нана попросила меня, — мягко ответила она. Это было самое простое объяснение, которое она могла привести.
— Это абсурд, — сказала Памела, поправляя шалевый воротник свитера Оливии. — Ты кончишь тем, что проведешь все лето в пустыне.
— Ты так говоришь, как будто это плохо.
— Это плохо.
— Я пыталась сказать тебе и папе об этом каждое лето, пока росла, но вы никогда не слушали.
— Я думала, тебе нравится ездить в летний лагерь. — Ее мать протянула руки ладонями вверх в беспомощном жесте.
Оливия ничего не ответила. Недоразумения наполняли все ее детство.
— Я полагаю, ты уже обсудила это с твоим отцом. — В голосе Памелы прозвучало ледяное равнодушие.
— Да. Нана и дедушка его родители, в конце концов. — Оливия уже чувствовала усталость. Ее мать имела способность утомлять ее плавным потоком слов. Однако Оливия была решительно настроена не поддаваться.
Во всяком случае, ее отец не пытался встать у нее на пути. Вчера вечером, когда она объяснила свое внезапное решение взяться за проект лагеря «Киога», он поддержал ее и ободрил. Сегодня к полудню приготовления уже шли полным ходом. Она взяла в аренду на лето огромный SUV[9] , организовала работу офиса в свое отсутствие и договорилась с другой фирмой по недвижимости, чтобы ей передавали почту и занимались ее текущими делами.
— Ты убегаешь, — огорчилась ее мать. — Снова.
— Думаю, что да. — Оливия вытащила свой ежедневник и открыла его на странице, которую исписала в такси.
— Дорогая, мне так жаль. — Ее мать выглядела искренне подавленной.
— Да ничего, такое случается. — Иногда Оливии хотелось прижаться к матери и поплакать у нее на плече. Но это ничего не давало. Только не между нею и Памелой. — Мне тоже жаль, мама, — сказала она. — Я знаю, что на этот раз у тебя были надежды.