Фигурка из толстой резины стояла на выгоревшем пригорке прибитого к стене радио.
— Ба, можно?
— Погоди, сперва оботру. — Соглашалась бабушка и, словно играя сама, не торопясь протирала слона чистым полотенцем, всего, с головы до хвоста, а после протягивала мне:
— Держи.
Я хватал слоника и крепко прижимал к себе, отчего тот едва слышно сипел. Ржавая давно свистулька в его левой пятке казалась простуженной, что делало игрушку слегка не такой, как другие, из-за чего её хотелось любить и жалеть больше прочих.
Помню, как разгневалась однажды мать, заметив, что я баюкаю слона и шепчу ему нечто в плоские тугие уши:
— Мама, вы опять?! А если по нему бегал таракан?
— Я протёрла. — Вздыхала в ответ бабушка.
— А надо было вымыть, как следует, а ещё лучше — не давать вовсе!
— Ну, так он попросил… — Пожала плечами бабушка.
— Да мало ли что! Если луну потребует, тоже не откажете?..
Я любил бабулю, всегда заступался за неё, и по сей день чувствую тот жар на щеках, с которым заверял мать, что не пошлю бабушку за луной, даже если она очень будет мне нужна. Теперь-то я припоминаю, как они обе силились не рассмеяться, а бабушка делала строгие глаза, заставляя меня молчать.
— Пойми ты, бедовая голова, — увещевала она после, — коли женщины сцепятся языком, без ссоры не растащить. Лучше переждать, дать матери выговориться, скорее иссякнет, позабудет, чем кипела, выкипит и уйдёт. Почти все бабы таковы, не люблю их.
— Ба, ну, а ты-то сама, тоже женщина! — Отчего-то напугался я тогда.
— Есть такое дело, внучек! — Усмехнулась бабушка. — Только вот, женщина женщине рознь. Видал тот шкаф?
— У деда в спальне?
— Тот самый. Когда мы в пятьдесят четвёртом вселялись, шесть человек заносили его в комнату, а я, как полы крашу, двигаю по комнате одна!
— Ого! — Недоверчиво восхитился я, оглядывая невысокую, полную фигуру бабушки.
— Не веришь? — Всплеснула руками она, и, сбегав в кухню за мокрой тряпкой, подозвала. — Смотри-ка, приподнимаю палкой угол шкафа, подкладываю туда тряпку, под каждую ножку, и готово!
— Чего? — Не понял я.
— Скользит шкаф по полу, вот чего!
— И можно прямо возить? Как паровозик на верёвочке?
— Почти. Ладно, пошла я к плите, а то обед скоро: и папа твой с завода забежит, и дедушка из парка вернётся…
…Я сижу на тумбе, в дальнем углу слоновника, окутанный запахом опилок, как воспоминаниями. Слон, настоящий, живой слон становится напротив меня, смотрит грустными глазами и принимается кружиться вразвалочку на одном месте, поднимая при этом левую заднюю ногу так, чтобы я разглядел на его пятке пятнышко, похожее на зажившую дырочку от ржавой свистульки, затерявшуюся где-то в измятых временем складках бытия…
— Ты куда?
— В зоопарк.
— Опять!? Зачем?!
— Там мой слон, из детства, который стоял на радиоприёмнике, поджидая, когда меня приведут к бабушке, чтобы она побыла со мной, пока родители на работе.
— Тот самый?! Ну, что с тобой делать, подожди, я быстро оденусь. Пойдём, познакомишь меня… со своим слоном…
До слёз
— Нынче у меня выходной, буду отдыхать! — Бодро заявляю я домашним, и они, поглядев недоверчиво, вопрошают, всяк на свой лад:
— От чего это ты так устал? — Интересуется тесть.
— Вернёшься поздно? — Спрашивает жена, и лишь сынишка, принимаясь скакать на одной ноге, кричит:
— Ура! Мы идём в па-айк! — Он пока ещё не научился выговаривать «ненужную» в слове букву.
— Почему ж это она ненужная, сынок? — Задаю я сыну прямой вопрос, и тот излагает давно придуманное себе оправдание, объясняя, что необходимые звуки всегда на месте, и тот, кто хочет его понять, понимает без труда:
— Дружок же подходит, когда я его зову, не делает вид, что не понимает, а в слове парк, главное — па, всё остальное неважно!
— Это ещё почему? — Удивляюсь я.
— Потому, что мы идём в парк с папой! — Смеётся сын.
В парке многолюдно. Нарядные взрослые сопровождают ребятишек. Не потому, что не позволяют им приходить сюда одним, но дабы погреться подле искренней детской радости, полюбоваться на неё. Ради чего работа, заботы, волнения? Всё ради них.
Карусели с качелями для тех, кто посмелее, для малышей — педальные, «как настоящие» машинки и эмалированные кони пегой, чалой и чубарой масти24, а для вовсе лихих и оттаянных — самокаты.
— Что выберешь? — Хитрю я, и сынишка принимается соображать, которое из развлечений нам по карману. А ведь помимо аттракционов, на дорожках парка стоит пухлая тележка с квасом, и другая — возле которой колдует тётенька в высокой белой накрахмаленной шапке, как в короне. Та тётенька управляется стеклянными фунтиками с газированной водой и сиропом, не глядя крутит липкий кран над гранёным стаканом, не отвлекаясь даже на ос, которые из почтения к королеве сиропа, не кусают её, но лишь выжидают мгновение, чтобы лизнуть чуток.