— Зиночка, Мария Ивановна хочет тебя пригласить к себе в гости на выходные, — фальшиво улыбнулась директриса.
— Зачем? — с вызовом спросила Зина, скрещивая руки на груди, помня Катины наставления. — Мне и в приюте хорошо. Я никуда не хочу.
В приюте было плохо, очень плохо. Там такие же, как она, лишние, никому не нужные дети жили своей нехитрой недетской жизнью — делали вид, что учились, дрались и спали друг с другом, пили, курили, воровали в ближайших супермаркетах мелочевку. И мечтали о взрослой жизни, свободе и богатстве.
— Вот что, Зинаида… — начала директриса, нахмурившись.
— Можно, я поговорю с девочкой наедине? Пожалуйста.
Голос у Марьванны был неожиданно твердый. Две приютские дамы удивленно переглянулись и подчинились. Учительница дождалась, когда за ними захлопнется дверь, и лишь потом заговорила, заглянув Зине в глаза.
— Зиночка, я совсем недавно узнала, что у тебя в семье произошло такое несчастье. Очень жаль, что это случилось. Мне очень жаль твою маму, жаль тебя и твоего брата. Я знаю, это очень тяжело — терять родителей. Приношу тебе свои соболезнования и очень сильно тебе сочувствую.
Это были первые слова поддержки от взрослого, которые услышала Зина со дня смерти матери. Неожиданно для самой себя она громко всхлипнула. Марьванна протянула руку и осторожно погладила ее по волосам. Этот простой жест сочувствия поразил девочку до глубины души.
— Теперь насчет гостей. Не буду лукавить, расскажу тебе все, как есть. Дело в том, что я давно стою на учете в нашей опеке как потенциальный усыновитель. Я, к сожалению, по медицинским причинам не могу больше иметь детей, а мне очень хочется, чтобы у Луки был брат или сестра. Ты же знаешь Луку? Его все знают… Конечно, я не претендую на роль мамы для тебя, ты уже большая, да и маму свою ты никогда не забудешь. Но есть Ваня, мне сказали, ты к нему очень привязана. Он еще совсем малыш, и ему обязательно нужна мама. Нужна материнская любовь. Я бы могла… могла его полюбить, как своего. Мне сказали, что эти два года вы были неразлучны. Что ты заботилась о нем, пока твоя мама… болела. Я подумала, может, мы бы смогли с тобой подружиться. Мы бы поговорили, сходили поесть мороженного, погуляли. Узнали бы друг друга получше. Но, я ни в коем случае не хочу на тебя давить. Поэтому просто зову тебя в гости на выходные. Это тебя ни к чему не обязывает.
— Вы пришли из-за Вани? — напрямик спросила Зина. — Если бы у меня не было младшего брата, вы бы не позвали меня в гости?
Маша очень серьезно посмотрела на нее.
— Я действительно изначально писала заявление на принятие в семью мальчика до четырех лет. Но когда мне рассказали, как ты заботилась о Ванюше, как ты гуляла с ним, ходила с ним на молочную кухню, я подумала, что ты очень хорошая девочка. Я бы могла дождаться другого малыша, у которого нет старшей сестры. Но я подумала, что мы могли бы попробовать, я и ты. Ты мне понравилась. Вот и все. Выбор за тобой. Если я тебе тоже понравлюсь, мы могли бы попытаться стать семьей.
— Можно вам задать несколько вопросов? — спросила Зина. — Вы пьете?
— Я почти совсем не пью. Очень редко на отдыхе выпиваю бокал вина.
— Второй вопрос: как часто вы встречаетесь с мужчинами?
Маша улыбнулась.
— Каждый день. Например, в магазине, в лифте, в школе.
— Вы же прекрасно поняли, о чем я вас спрашиваю, — рассердилась Зина. — У вас есть постоянный друг? Любовник? Жених? Сожитель?
Маша покачала головой.
— У меня никого нет.
— Вы ходите на свидания? Хотите выйти замуж?
— Не хожу, не хочу. Зина, а можно я теперь спрошу? Почему этот вопрос тебя так беспокоит?
— Потому что маму всегда сбивали с правильного пути ее кавалеры, — со слезами в голосе воскликнула Зина. — Она кодировалась, держалась какое-то время. Но потом объявлялся очередной ухажер с бутылкой, и все опять начиналось сначала.
— Все, я поняла тебя, — сочувственно сказала Марьванна. — Не беспокойся, я уже давно одинока. И не планирую что-то менять в своей личной жизни. Никто не собьет меня с моего правильного пути.
— Тогда я согласна пойти к вам в гости.
Вот так и началась их совместная жизнь.
Зина неожиданно для самой себя очень быстро привязалась к своей приемной маме. Маша была не такой, как все. Была очень доброй, терпеливой и внимательной. Веселой и оптимистичной, но в то же время разумной и без восторженности. Всегда была готова уделять своим детям все свое свободное время. Она с одинаковым удовольствием учила Зину печь пироги и рассматривала с ней сайты с модной подростковой одеждой. Делала с ней уроки по алгебре, которую сама же терпеть не могла, и ходила с ней в кино на сопливые мелодрамы. А еще играла с Ванюшей в мячик и машинки, смотрела футбол с Лучиком, придумывала и рассказывала им сказки и декламировала вслух стихи.
А еще Маша была честна с Зиной, проявляла искреннюю заботу и дружеское участие, звала ее Принцессой, разговаривала с ней, не говорила никому в деревне, что она приемная, запретила Луке произносить ее имя, которого Зина стеснялась и которое хотела сменить, покупала ей красивые вещи. А ведь детей Маше отдали под временную опеку сроком на полгода. За это время она должна была собрать новый пакет документов на право быть усыновителем или опекуном двух детей. И никаких выплат предусмотрено не было. Они жили вчетвером только на ее учительскую зарплату. И Маша все равно дарила Зине подарки. Вот разве можно было ее не любить? И Зина быстро сдалась и сильно ее полюбила. Потому что никто другой за пятнадцать лет ни разу не сказал ей: «Ты мне понравилась».
Девушка стеснялась своего чувства. Она позволяла себе разговаривать с приемной мамой дерзко и язвительно, иногда даже на грани хамства. Ругалась с Лучиком, обзывалась, имела вид независимый и самоуверенный. Никогда не нежничала, не говорила «мамочка», «мама», всегда холодно «мать» или снисходительно «мамуля». Но в глубине души любила сильно и беззаветно.
А еще Зина боялась. Отчаянно боялась, что полоса везения в ее жизни закончится. Что случится что-то ужасное, и их с Машей разлучат. Потому что с самого начала все близкие и знакомые Маши, узнав о ее выборе, выступили против Зины.
— Ты что, с ума сошла?! — кричала на кухне на дочь Маргарита Сергеевна Малинкина в первый вечер, когда Зина пришла к ним в гости. — Ладно, я поняла и приняла, что ты еще одного малыша хочешь, но зачем ты привела к нам в дом ЭТУ?! У нее же все на лице написано! Она обнесет нам всю квартиру! Мужиков в дом таскать будет! Ты хоть знаешь, какие у нее гены? Кто ее мать? Я не дам согласие на проживание в квартире этой девицы! Что хочешь мне говори, а не дам! Уходи с детьми на съемную!
— Вы точно уверены, что вам нужна такая взрослая и такая проблемная девочка? — это уже директриса приюта. Это в день, когда Маша пришла забрать Зину в гости во второй раз. — У нее не очень хорошие характеристики в личном деле. Если хотите, я могу получить заключение психолога о целесообразности разделения детей. Тогда вам отдадут одного Ивана. Подумайте хорошенько.
— Ну что, Зина Кирьянова, думаешь, облапошила добренькую Марьванну и выиграла джек-пот? — это Людмила Владимировна Ильина, учительница физики и по совместительству подружка Маши. — Сразу предупреждаю: будешь воровать у нее дома, как в классе воруешь, я тебя живо выведу на чистую воду! Да-да, я все знаю! Опеку и полицию натравлю! Иди и помни: большой брат следит за тобой!
Маша выдержала давление и отстояла свое решение взять Зину. За это Принцесса ее полюбила еще больше. За то, что добрая и мягкая Марьванна, витающая в поэтических облаках, в нужные моменты жизни демонстрировала упорство характера и стойкость духа.