Все вокруг напоминало ему о Маше. В тот нехороший вечер Юра собирал ее вещи впопыхах, торопясь скорее отправить ее и детей в Москву. Лука ни слова ему не сказал, лишь посмотрел с обидой и немым укором, а потом отвернулсч. Зато Зина разразилась гневной тирадой, суть которой сводилась к тому, что он средство мужской контрацепции. Чем по-настоящему его выбесила, потому что он был с ней полностью согласен. Они орали друг на друга как ненормальные. Зинаида ругалась виртуозно и дала бы в этом виде деятельности фору любому менту. Юрий кричал, что избавляет Машу и Зину от своего присутствия, и пусть они будут обе ему благодарны, раз он такой плохой. А Зина кричала, что с удовольствием подвесила бы его за яйца на Красной площади в назидание всем лицам мужского пола, которые еще когда-либо будут подкатывать к ее маме. Оба за криками прятали страх за Машу и разочарование таким неудачным завершением лета.
Зина с Лукой уехали, Юрий пошел в сад и нашел там сборник стихов Маши. И его пробрало так сильно, что он, сам не помня, как, очутился у Лехи и там безобразно напился. Несмотря на то, что это был рабочий день. Следующие дни он тоже помнил смутно. Сборник он положил себе в постель под подушку и иногда, когда ему было очень плохо, открывал заветный томик и вдыхал запах печатных страниц. Представляя, как тонкие пальцы женщины дотрагивались до строчек. И ему становилось немного полегче.
Храм они все-таки достроили почти полностью к началу октября, остались лишь мелкие недоделки. 9 октября, в день памяти апостола Иоанна Богослова, был запланирован великий чин освящения митрополитом Саранским и Мордовским. В деревне в связи с этим намечался большой праздник. Еще и Люся собралась приехать. Нужно было решать вопрос с продажей дома. А Юрий даже не знал, куда ему ехать, если дом все-таки купят. В Питер в родительскую квартиру? Оставят ли там его в покое?
Поэтому он еще раз позвонил своему бывшему сослуживцу.
— Привет, Лютый.
— Здорово, Макар! Куда опять пропал-то? Не дозвониться до тебя.
— А что, есть какие-то новости? — он внутренне напрягся, почему-то не ожидая ничего хорошего. Но услышал внезапное:
— Новости есть. Полкана твоего отпустили под подписку и на следующий день грохнули.
— Кто? — обалдел Юрий.
— Дед Пыхто. Что, разве он мало кому дорогу перешел? Киллер. Идет официальное следствие. Телефон следователя скинуть?
— Давай на всякий случай. Вот урод. Получается, все-таки ушел от правосудия. Слушай, а с деньгами что?
— А ничего. К тебе же никто не обращался? Полкан этими деньгами пытался тебя подставить. Никто вообще не знает, чьи это деньги. Распоряжения на твой счет он, судя по всему, не успел отдать. Из наследников у полкана только жена малолетняя, вряд ли она в курсе. Так что можешь считать эти пол-лимона моральной компенсацией от бандитов за свое ранение. А насчет правосудия, так ведь ушел этот гад от правосудия земного, теперь его ждет правосудие небесное. Про тебя поговаривают, ты церковником заделался? Грехи, что ли, замаливаешь? Храм восстановил на преступные денежки? — Лютый явно насмехался.
— Веришь, даже не притронулся, — огрызнулся Юрий, постепенно приходя в себя. — Мне родное министерство компенсацию за инвалидность выплатило, на них и построил.
— Ну, квартиру себе прикупи в Москве, машину или будущей жене шубу. Детям-сиротам помоги. Во, придумал, пожертвуй баксы в фонд борьбы с коррупцией! — Лютый глумливо загоготал. — И вообще, Макар, чего ты там в своей деревне окопался? Возвращайся назад. Официально ты чист, неофициально никто из ребят никогда и не верил, что ты наркоту крышевал. Помнишь Данилова? Он охранное агентство крутое открывает, ему управляющий нужен. Про тебя спрашивал, где ты. У вас вроде всегда с ним нормальные отношения были. Возвращайся, Макар, а? И номер можешь больше не менять, прослушки за тобой официальной нет, и неофициальной тоже. Ты так, женился в итоге или нет?
— Не женился, — Юрий был мрачен.
— И правильно. Ну их нафиг, этих теток, одни проблемы от них. Я со своей разошелся.
— Спасибо за поддержку, я тебе еще позвоню.
Юрий позвонил еще и следователю и очень быстро выяснил, что никакого расследования против него лично не ведется, дела нет и не будет, а насчет денег тот вообще не в курсе. И вообще все в порядке, следователь наслышан, как несправедливо к нему отнеслись, выражает свое сочувствие и бла-бла-бла.
Вот так совершенно неожиданно Макаров узнал, что черная полоса в его жизни закончилась. И что можно спокойно возвращаться домой. И, возможно, опять будет работа. А еще что у него есть тридцать пять миллионов рублей, на которые больше никто не претендует.
От таких новостей у кого хочешь поедет крыша.
Службу он стоял на почетном месте справа от алтаря, как главный меценат возрожденного храма. На колокольню повесили восемь колоколов, на каждом из которых была сделана надпись: «В память о досточтимых мирянах Владимире и Елене Макаровых, жителях села Тархово, отлит сей колокол». Юрий стоял, слушал пение приезжих певчих и думал, что он закончил все дела, которые запланировал в родном селе. Да, теперь Тархово опять могло по полному праву называться селом, а не деревней. И Юрию нужно было определяться, что он будет делать дальше.
Люська заявилась после обеда, когда торжественная служба закончилась и силами лично отца Валерия и жителей села в местном Дворце культуры было организовано застолье для митрополита и сопровождающих его лиц. Выдернула брата из-за праздничного стола.
— Ты не забыл про покупателей? Они через час приедут. Отец Валерий, извините нас, у нас дела.
За прошедший год с хвостиком, что они не виделись, неугомонная Люська сильно внешне сдала. Все-таки неустанные беспокойства по поводу взрослых спиногрызов сделали свое дело. Юрий смотрел на нее и почему-то вспоминал, какой она была на своей первой свадьбе — веселой, жизнерадостной, предвкушающей только хорошее девчушкой.
— Зайдем к родителям? — спросил ее Юрка.
Они долго стояли на могиле и смотрели на памятник. На землю падал первый снег и тут же таял на черном граните.
— Ты молодец, братец, большое дело сделал, что храм восстановил, — грустно сказала Люська. — Надеюсь, им теперь там, — она голосом выделила слово «там», — будет спокойнее.
И Юрий неожиданно принял решение. Какой он дурак, потерял столько времени.
— Люсь, я не хочу продавать родительский дом, — твердо сказал он ей, когда они вышли с кладбища и направились к дому. — Это же наше с тобой родовое гнездо. Я хочу оставить его себе.
— Макаров, вот я так и знала, что ни в чем на тебя рассчитывать нельзя! — с ходу завелась Люська. — Ты пойми, это же просто деревянные стены, никому не нужные. Воспоминания детства навсегда останутся с нами. А в доме кто-то жить постоянно должен! Ремонт нужно делать! Деньги вкладывать! Кому эта развалина нужна? Кто здесь будет жить?
— Я буду, — спокойно ответил Юрий.
— Макаров, вот честно, зачем тебе это нужно? Работы тут нет, врачей тоже нет, заниматься нечем. Ты же окончательно здесь сопьешься и сдохнешь от сердечного приступа в первую же зиму! Не валяй дурака, езжай в Питер и начни уже нормальную жизнь, без этих твоих закидонов. Работу найди! Мне деньги нужны! — завела она свою старую пластинку.
— Да достала ты меня уже со своими деньгами! Будут тебе деньги! Я, может, жениться хочу, детей рожу, буду их сюда на лето привозить! — рявкнул он. — Чтобы они на свежем воздухе бегали, в чистой реке купались и натуральное молоко пили!
— О, Боже, какие дети, Макаров! — закатила глаза Люська. — Тебе почти сорок три года, у тебя инвалидность! Легкое оторванное и сердце зашитое! Ты это серьезно? И что, есть дура, которая за тебя замуж пойдет?
— Есть… не дура, — Юрий резко сбавил тон и перешел почти на шепот. — И дети уже есть, Люська. Целых трое.
Они стояли друг против друга, брат и сестра, и меряли друг друга одинаково упрямыми взглядами.