— Можно? — тихонько спросила она. Он кивнул, безошибочно ее поняв.
Она протянула руки и осторожно прикоснулась к длинному рубцу и вмятинам.
— Что случилось?
— Три пули, Машуль. Две в легком, одна задела сердце. Мне очень сильно повезло, быстро отвезли в больничку. Отделался всего лишь удалением левого легкого и операцией на сердце. Но была большая кровопотеря, остарновка сердца, лежал в реанимации. Долго приходил в себя. Так что муж у тебя инвалид, милая моя Машенька. Вторая рабочая группа. Не хотел, чтобы в деревне знали подробности и жалели. И раздеваться на пляже я тоже перестал. Стеснялся своего уродства. А Сонька уж очень сильно меня домогалась. А мне ну совершенно не до нее было. Вот и пришлось придумать отмазку, почему я не хочу с ней спать. Я же не знал, что ты воспримешь все это так серьезно. А про ранение все равно узнали. По пьяни Лехе проболтался, и тот растрезвонил по всей деревне. Вот такие дела. Ну, а теперь твоя очередь. Расскажи мне про свои страхи. Почему ты не любишь, когда на тебя смотрят на пляже.
Маша словно в забытьи продолжала гладить его по безволосой груди. Замечая, как у него от ее прикосновений по коже бегут мурашки. А еще воочию видя его эрекцию, которую в первый раз почувствовала, стоя на балконе, когда он подошел и обнял ее.
— Больно? — спросила она.
— Здесь — нет. Внизу — да. Особенно когда ты смотришь на меня, а я не могу до тебя дотронуться, ؘ— прошептал он, закрывая глаза. — Мучительница моя.
И она совсем осмелела, наклонила голову и прижалась к его шраму своими горячими губами.
— Ты никакой не урод. И не инвалид. Ты все равно самый красивый для меня. Самый лучший. Я тебя так люблю, Юрочка.
Он зашипел, как будто ему было больно. Его сердце под ее поцелуями билось быстро-быстро.
— Думал, что уж больше и не дождусь этих слов от тебя, маленькая. Тоже люблю тебя.
Она отстранилась и допила остатки вина.
— Ну, а про меня ты уже догадался, — хмыкнула она, глядя в сторону. — Я стесняюсь своего тела. Мне не нравится моя большая грудь, моя толстая попа и безобразный живот. Для купания я стараюсь выбирать места, где меня никто не может увидеть. От чужих взглядов я цепенею и впадаю в панику. Как тогда на реке.
— Покажи мне, Машуль, — глядя на нее горящими глазами, сказал Юра. — Дай мне посмотреть. Пожалуйста. Обещаю, я не дотронусь до тебя без твоего разрешения.
Маша сама не ожидала от себя, что в следующий момент она одним резким движением скинет с себя футболку. Ей уже мало было просто разговоров и гляделок.
— Да пожалуйста. Разрешаю. Трогай, — отрывисто сказала она. Настал ее черед закрывать глаза.
Две руки аккуратно легли на холмики ее груди.
— Машкааа, — услышала она восхищенный голос. — Машкааа… Какая ты у меня…
Конечно, в ту ночь она разрешила ему все. И это оказалось совсем не страшно. А восхитительно хорошо.
И уже утром, когда он вышел на балкон покурить, и она, как привязанная, вышла за ним, он, выполняя свое обещание, обнял ее, прижал к себе и прошептал ей на ушко очередное стихотворение из ее сборника:
— Знаешь,
я хочу, чтоб каждое слово
этого утреннего стихотворенья
вдруг потянулось к рукам твоим, словно
соскучившаяся ветка сирени.
Знаешь,
я хочу, чтоб каждая строчка,
неожиданно вырвавшись из размера
и всю строфу
разрывая в клочья,
отозваться в сердце твоем сумела.
Знаешь,
я хочу, чтоб каждая буква
глядела бы на тебя влюбленно.
И была бы заполнена солнцем, будто
капля росы на ладони клена.
Знаешь,
я хочу, чтоб февральская вьюга
покорно у ног твоих распласталась.
И хочу,
чтобы мы любили друг друга
столько,
сколько нам жить осталось*.
*«Знаешь», стихотворение Роберта Рождественского
Глава 24. Полгода спустя, Санкт-Петербург
Переписка в WhatsApp:
«Машуль, как обычно, в четыре?»
«Юрочка, сегодня не могу, задержусь».
«Что-то в школе?»
«Нет, я записалась ко врачу».
Юру как током ударило. Ведь чувствовал же, что она с утра была сама не своя.
Быстро набрал ее номер.
— Маленькая, что случилось?
— С чего ты взял, что что-то случилось? Просто плановый визит к гинекологу.
Голос деланно спокойный, а на самом деле Юра даже через динамик телефона слышал, как ее потряхивает от волнения. Не хочет говорить, коза упрямая. Плановый визит к гинекологу, ага, ага, через десять лет.
— Маша, ты тест-то сделала? — напрямик спросил он.
Она помолчала какое-то время, а потом ответила очень холодно:
— Нет. Мне незачем делать тест, я бесплодна. Макаров, ты издеваешься надо мной? Все, мне некогда, пока.
Вопрос ее здоровья остался последним острым вопросом в их семье. Все остальные постепенно сгладились.
Первые три месяца они притирались друг к другу. Маша привыкала к Юре, за которого так быстро вышла замуж, к его близости, к его обнимашкам и поцелуям. Он приручал ее терпеливо и осторожно, баловал своим вниманием, ухаживал, как и обещал. Так как он не работал, то каждый день отвозил и встречал жену с работы, дарил подарки, на выходных побывал с ней и детьми во всех парках и дворцах Москвы. По вечерам, когда старшие дети расходились по своим комнатам, а Ваня засыпал, они много разговаривали друг с другом. Маша напоминала Юре испуганного ребенка: добрая, доверчивая, но осторожная. Но стихами ее можно было уболтать на что угодно, чем Макаров бессовестно и пользовался. Примерно через месяц она перестала вздрагивать и каменеть, когда он подходил сзади и обнимал ее. Еще через какое-то время начала подходить и ласкаться сама, не стесняясь детей.
— Фу, фу, меня сейчас вырвет! — обычно кричала вредная Зинка, изображая отвращение. — Эй, взрослые, целуйтесь в коридоре, пожалуйста! Не травмируйте мою нежную детскую психику!
С ней тоже было непросто. Девушка ревновала Машу к Юрию, зорко следила за ними, никогда не упускала возможность подколоть его или просто сказать что-то ехидное. Хотя, когда Юра спросил ее, хочет ли она, чтобы он официально ее усыновил, она быстро ответила, что хочет.
— Тогда, глубокоуважаемая Зинаида Юрьевна, я согласен тебя взять в дочери, но предупреждаю сразу: воспитывать буду в строгости. И кольцо из носа придется вынуть. А вообще, Зина, давно тебя хотел спросить: ты кем хочешь стать?
Зина не ожидала такого вопроса и только глазищи смешно вытаращила.
— Не думала о службе в полиции? А что, характер у тебя вполне и силы духа не занимать. Ругаешься вообще виртуозно. Не хочешь всяких подонков в тюрьму сажать? Продолжить, так сказать, семейное дело?
— Хочу!
И Зинка неожиданно загорелась.
Юра подсунул ей несколько интересных сайтов про самые запутанные преступления прошлого, а потом подарил парочку книг по криминалистике. Зинка перестала к нему придираться и начала вести с ним долгие разговоры на темы, касающиеся его прошлой службы. Маша только тихонько радовалась, наблюдая, как два таких непростых, но близких ей человека стараются ради нее найти общий язык.
Что касается Луки и Вани, они сразу приняли Юру как отца. Эта троица вставала раньше всех. Утро они начинали с веселой зарядки в комнате Луки и контрастного душа, а потом отправлялись на кухню заваривать сонным девочкам чай. Маша была поражена, насколько охотно и быстро Ванечка начал собираться в садик с тех пор, как его начал будить Юра. А еще Макаров возил Луку на тренировки по футболу и по мере возможности присутствовал на них.
По вечерам они все вместе устраивали семейные литературные чтения или играли в настольные игры. Юра начал учить Луку и Машу играть в шахматы и нарды.
Частенько к ним на огонек заглядывала и Люська. С удовольствием принимала участие в их семейных развлечениях.
— Никогда бы не подумала, Макаров, что ты станешь семейным человеком, тем более многодетным отцом, — с уважением сказала она однажды Юре, когда они вдвоем курили на балконе. — И как ты вписался в их такую сложную семью, это просто удивительно. Они все тебя обожают, даже Зинка к тебе прониклась. Ты же всегда был одиночкой, привык к тишине и спокойствию. И к детям всегда равнодушен был. Не раздражает тебя семейная жизнь? Не жалеешь?