Пилигрим покачал головой.
– Дедал, у меня проблема. Я тут забил стрелку одному типу, а он просквозил. Короче, жду я его в баре…
И, постепенно увлекаясь, поведал деду все вечерние приключения, включая сцену с часами и посещение голландского аукционного дома. Дедал слушал внимательно, вроде бы клинил частоту момента[33]. А потом задал совершенно идиотский вопрос:
– Она симпатичная?
– Кто? – не понял Пилигрим. – Киса из бара?
Дедал махнул рукой.
– Нужны мне твои малолетки! Я про даму, визит которой обойдётся мне в триста долларов. – Посмотрел на внука проницательными смеющимися глазами и уточнил: – Ведь он мне обойдётся?
– Думаю, да, – сфейлил Пилигрим. – Я ей дал твой городской номер.
– Ты считаешь, это разумно?
Пилигрим пожал плечами. Он не мог свести воедино множество оборванных концов, идущих к пожилой тетке под-за сорок и классному реставратору Артёму. Однако интуиция метелила: что-то не так.
– Так ты мне не ответил. Она симпатичная? Я не пожалею потраченных денег?
Пилигрим замялся. Надо сказать, что вкусы у них с дедом в этой области были прямо противоположные.
– Да как тебе сказать… Ничё тетка. Только старая и вот тут много. – Пилигрим потряс руками возле груди.
– Дурак. А талия?
Пилигрим честно припомнил и развел руки в стороны:
– Во.
– Бёдра?
Пилигрим показал объём бёдер.
– Рост?
Расспрашивая дальше, Дедал составил подробную мозаику облика неизвестной дамы. Пилигрим к концу допроса запоносил, что Дедал жахнет его по балде железным макетом собора Саграда Фамилия, привезенным из Барселоны. Даже стало немного стыдно: столько денег придётся кинуть зря. Но Дедал неожиданно цокнул языком и сделал вывод:
– Заманчивая штучка.
– Тенгри в помощь, – отозвался Пилигрим, воспрянув духом. Имя языческого бога, озвученное киргизом в баре, было для него новостью и удобно легло на язык. – Ей бы сбросить кило…надцать, была бы в самый раз.
Дедал больно щёлкнул его по носу. Пилигрим сморщился и зажмурил правый глаз.
– Что ты понимаешь, недоросль. У настоящей женщины должно быть что окинуть взглядом. Не то что твои молотилки: анфас – пацаны, а в профиль их вообще не видно.
– Не будем спорить, – примирительно заметил Пилигрим. – Ты мне скажи, что дальше делать?
Дедал встал и сделал пригласительный жест в сторону кабинета. Пилигрим послушно поплёлся следом.
Он любил эту комнату со старым потёртым кожаным диваном, огромным письменным столом, покрытым зелёной обивкой, и старинными готическими стульями с высокими резными спинками. Любил мрачные чёрные шкафы, забитые книгами, старую приставную лесенку, непрочно стоявшую на ногах, толстый китайский ковер на полу с затейливыми вензелями. Если бы не умилительные рассказы мамы, как малолетний Пилигрим складывал на нем «букафки» из «кубикаф», было бы совсем хорошо. Дедал научил его читать в четыре года, и с тех пор проклятые ущербные гены требовали интеллектуальной «пишчи» каждый день. Пилигрим поглощал без разбору огромное количество литературы, к чему Дедал относился неодобрительно: считал отсутствие системы чтения вредным для неокрепшего ума.
Дед сделал несколько широких шагов и остановился перед картиной, висящей над диваном. Обхватил подбородок с мягкой каштаново-седой бородкой, прищурился, разглядывая. Пилигрим встал рядом.
Эту картину он видел сотню раз, но только сейчас смотрел на неё внимательно. Спроси у него вчера, что там изображено – ответил бы не тормозя: смешались в кучу кони-люди. А еще слоны, отметил Пилигрим, разглядев в отдалении белого ушастого монстра. Не картина, а художественная галлюцинация. Хотя подсознание клинило: есть в этой мешанине своя система.
Итак, действие происходит во дворе средневекового замка. Архитектура какая-то странная: одна башня замка белая, другая почему-то чёрная. Двор вместо булыжников вымощен гладкими чёрно-белыми плитами, похожими на шахматную доску.
На картине идёт война белых с чёрными. Белые фигуры расположены справа, их значительно меньше, чем левых: два всадника и три пехотинца с натянутыми луками. Впереди всех – паренек лет шестнадцати, выглядевший не старше Пилигрима. В правой руке знамя, в левой почему-то меч. Левша, наверное. Ему всегда нравилось лицо знаменосца, освещенное ясной смущенной улыбкой. Не то чтобы красивое, оно почему-то сразу приковывало к себе внимание. Харизма, как сказал бы Дедал.
Рядом с симпатичным пареньком, закованным в латы, осаживал коня пожилой мужик лет за сорок. Типичный олдовый солдафон: грубое обветренное лицо, седые виски и бородка. На зрителей не смотрит, оценивает опасность, грозящую со стороны черных.