Левая лапа подвернулась и я свалился. Все. Больше не могу. Нет сил. Никому я не помог, только еще хуже навредил. Вот и сгорю здесь, заслужил. Я опустил голову на настил, ощущая, как уходит жизнь из тела. В ушах шумело, сознание плавилось, но вдруг стало легче, будто кто-то стал рядом и подпер вместе со мной тяжелую ношу. Сознания коснулся едва слышный шепот: «Прости, внучек». Прошептал в ответ:
- Ничего.
Я понял, что не выберусь напролом. Замер на секунду. Огонь и шипы тут же исчезли. Я зажмурился и постарался возвести вокруг себя непроницаемую стену, как когда-то в детстве учил прадед. Снова двинулся. На этот раз ни один огненный бич не доставал до спины. Только шипы, по-прежнему вырастающие под лапами, раздирали их в кровь.
Стоило сделать первый шаг по траве среднего неба, как все прекратилось. Не найдя в себе сил обратиться обычным способом, я неловко перекатился через левое плечо.
А потом вытянулся на траве и позорно заплакал. Раны после обращения почти зажили, но болели как свежие. Чуть успокоившись, я поднял узелок. Развязать его трясущимися израненными руками не смог, пришлось помогать зубами. Под золотым оказался еще один волос, черный - тот самый приворот. Мне показалось, что даже на вкус он горький. Стоило узелку освободиться, как он сгорел дотла. Вот и все. Еленка свободна.
Солнце, призрачный бледный шар, прикрытый пленкой туч, садилось. Раз солнце садилось здесь, значит на земле уже рассвет. Меня как током ударило: ведь не успею вернуться!
И снова я несся по высокой траве, в этот раз не приминая ее. Но дорога не появлялась. Я пытался представить место, куда стремился, три сосны-сестры. Ничего.
Я снова отчаялся и готов был просто лечь и ждать смерти. Но перед глазами вдруг встали зеленовато-карие глаза Еленки. Только не такие, как обычно, а ласковые, будто даже с любовью на меня глядящие. И, словно взгляд этот разорвал пространство, грань, отделяющая среднее небо от земли, со звоном рассыпалась. Я кубарем скатился в проход между соснами - для полумертвого он не был зачарован, просить открыть путь не пришлось.
Стоило толкнуть носом дверь, как меня подхватила невидимая сила, выломала каждый сустав, сварила в котлах и прополоскала в кипятке каждую жилку. Потом все стало собираться в единое тело. Я очнулся человеком, впервые в жизни ощутив, как же тяжело быть заключенным в плоть. Будто раскаленным железом прижженная, горела на груди неглубокая рана.
Межевик удивленно разглядывал меня.
- Успел!
Я кивнул, не в силах разговаривать. Чуть оклемавшись, спросил:
- Который сегодня день?
- Два по пять от Купалиной ночи.
Значит четвертый день, как я ушел. Как приговорил, так и вышло.
- Мне пора.
Дедок грустно вздохнул.
- Приходи еще. К нам сейчас редко заходят, а ты историю не закончил.
Я через силу улыбнулся:
- Приду.
Ульянка
Олег, отчаянно изображая спокойствие, скрылся за поворотом. Кирилл снова, как в прошлый раз, крепко сжал мою руку и так мы сидели, пока не наступил рассвет.
Первую ночь все оставалось по-прежнему. А вот на вторую... Еленка встала посреди комнаты, но вместо того, чтобы попытаться выйти наружу, оглушительно закричала. Она рвала на себе волосы, царапала лицо, но Кирилл быстро сообразил, что к чему, и прижал ее к полу. Прошло несколько минут, и Еленка обмякла, мне сначала показалось нехорошее. Но она была жива. Только без сознания.
На следующее утро она очнулась и снова стала биться. Намного сильнее, чем прежде. Мы оба, навалившись, с трудом удерживали ее. Я совсем оглохла от ее крика, когда наступила тишина. Еленка больше не сопротивлялась, только тяжело дышала и водила взглядом по потолку. Взгляд был осмысленный! Кирилл посмотрел мне в глаза. Вид у него был ликующий.
- Он сделал это, сделал!
Олег
Из леса я выбрался едва ли не ползком: сил не было. В дом бабки Фроси не пошел. Побоялся, что, не отойдя еще от стольких обращений, перерву ей горло со злости и обиды за наши жизни, которые она едва не погубила. Присел на крыльцо. В хате послышался шум: меня видимо заметили.
Первая из дверей показалась Еленка. Она смотрела на меня настороженно, чуть удивленно. Передал ли Кирилл ей мои последние слова?
- Здравствуй.
- Здравствуй. Ты к нам вернулась?
Она стыдливо улыбнулась:
- Да.
Ни следа не осталось от былой скованности и внутренней пустоты, только легкая неуверенность.
У не успел полюбоваться не Еленку: Ульянка бросилась на шею, чуть не задушила. Я неловко прижал ее. Теплая и земная девушка вливала в меня силы, возвращала к миру людей. Она отстранилась, осмотрела меня.
- Господи, тебя будто на лоскуты драли.