«Похоже на диверсию; вернее, точно диверсия, а не какой-то там бандитский налет, – подумал Комов. – Может быть, в кого и попал… А куда попал и где подстреленный? Если живой, то успею допросить».
Комов, не говоря ни слова, рванул в направлении, куда убежали диверсанты. Он огибал территорию по широкой дуге, но все-таки напротив склада ему пыхнуло жаром в лицо.
«Пожарных, наверное, уже вызвали. Потушат».
В заборе действительно обнаружилась еще одна дыра.
«Сколько их здесь? Решето какое-то, а не забор».
Сразу за забором стоял лесок из хилых сосен, а чуть дальше, за деревьями, гуднул паровоз.
«Железная дорога. Скорее всего, по ней и смылись поджигатели».
Капитан побежал между деревьями, постреливая глазами по сторонам, и вскоре обнаружил тело, лежащее ничком под кустом. Человек был еще жив, ноги его слегка дергались, а на спине отчетливо алело пулевое отверстие.
«Агония», – моментально поставил диагноз Комов. Прошедший почти всю войну, офицер разведки, он быстро оценивал состояние раненых.
Перевернув тело, он всмотрелся в лицо совсем молодого человека, одетого в драный светло-зеленый комбинезон. Парень еще пытался дышать, судорожно сглатывая воздух.
«Не жилец, допросу не подлежит. Что он скажет, когда дышать не может. Медицину, конечно, привлечем для порядка, но бесполезно. Реанимационное оборудование они с собой не привезут, а зеленкой здесь не отделаешься», – подумал капитан.
Парень в последний раз дернулся, изогнулся дугой и затих, глядя остекленевшими глазами в небо.
Комов быстро обыскал тело и, кроме всякой мелочи, обнаружил финский нож с наборной рукояткой и до бритвенной остроты отточенным лезвием.
«Самоделка, но качественная, – оценил Комов. – В зоне такие делают».
Он трусцой побежал обратно. Лицо юноши с приоткрытым ртом и остекленевшими глазами никак не оставляло его. Картинка стояла перед глазами, а в голове роились мысли.
«Дети войны. Ведь их сознание ежедневно загружали победными репортажами о героях и подвигах. Убей немца! Они тоже жаждали стать героями, но не успели, опоздали, играли в войнушку и ждали своего часа, но война закончилась, а на душе свербело, хотелось стрелять и взрывать мосты, и они становились членами банд, увлеченные уже воровской романтикой».
Вернувшись к сотрудникам завода, Комов обнаружил пожарную машину, фургон скорой помощи и эмку, вероятно, от НКВД. Так и оказалось. Подойдя к врачу, топтавшемуся возле фургона и не знающему, куда себя приложить, он рассказал про обнаруженного им раненого, уточнив его терминальное состояние [1]. Трое с носилками тут же бросились в указанном направлении. Пожарные начали разматывать шланг, глухо матерясь себе по нос.
Возле группы сотрудников стояли двое с эмблемами НКВД: майор и сержант с автоматом. Комов кратко доложил обстановку.
– Это не обычный бандитский налет, это диверсия, – констатировал майор. – Мы начнем работать, но, скорее всего, дело передадут вам.
– Скорее всего, – согласился Комов.
Волошин оказался прав.
Выбравшись за пределы ограждения, капитан повел мотоцикл вверх по склону по направлению к дороге.
Когда Комов вошел в кабинет, Волошин сидел в задумчивости, поигрывая пером. Потом, макнув его в чернильницу, подписал какую-то бумагу, промокнул чернила, сунул бумагу в папку, перо в чернильницу и воззрился на стоящего столбом капитана.
– Ну что стоишь как не родной? Садись, рассказывай.
Комов присел на банкетку, стоящую сбоку от стола. Откуда взялась эта нестандартная мебель, он понятия не имел. Капитан доложил о ситуации на химзаводе. Волошин внимательно слушал, иногда задавая интересующие его вопросы. Потом заключил:
– Стало быть, диверсия. – Он прищелкнул пальцами и одновременно причмокнул.
– Однозначно, – согласился Комов. – И работали профессионалы, по крайней мере один. Взорвать аммиачную селитру не так-то просто. Местный пояснил ситуацию.
– Вот только кто поджог… В нынешнем послевоенном бардаке активизировалось антисоветское подполье. Там в основном орудуют дезертиры, но и обычные банды на подхвате. СМЕРШ создан для войны, а война закончилась. Зато зашевелились иностранные разведки, привлекая тех же дезертиров и вербуя бандитов. Поэтому деньги из ограбленных банков и сберкасс часто идут не налетчикам, хотя они тоже в доле, а на проведение диверсий. На химзаводе очевидный случай. Что на складе с селитрой могут бандюки украсть? Поэтому на зарплате сидят бог знает у какого заказчика.
1
Терминальное состояние – отсутствие дыхания и прекращение сердечной деятельности, или обе эти функции настолько угнетены, что практически не обеспечивают потребностей организма в кислороде.