— Раз я уже приютила ее в своем доме, не выгонять же ее за порог с пустым желудком. Только не жди от нашего стола роскошных яств, к которым ты привыкла у себя дома. Наши доходы не слишком велики.
— Благодарю вас, эсель. — Эллин сделал книксен и слегка склонила голову.
Мать Клемментса скривила рот и прищурила глаза, после чего взглянула на сына, но ничего не произнесла, хотя, судя по выражению лица, обращение Эллин пришлось ей по душе. Наверное, в этом мгновение она сама почувствовала себя знатной дамой.
— Пойдемте завтракать.
Эллин последовала за ней, коротко оглянувшись в сторону комнаты, из которой вышла хозяйка дома. Судя по тарелке, в той комнате и вправду находилось живое существо и то, что мать Малкольма покормила пса (а может и другое животное) до того, как сама позавтракала, говорило о ней, как о не такой уж и плохой личности, какой она хотела казаться окружающим.
Завтрак состоял из вареного картофеля, ржаного хлеба и сладкого напитка, чем-то по вкусу напоминающий эль. Вкус напитка ей скорее понравился, чем нет. После завтрака, она предложила свою помощь по мытью посуды и мать Малкольма приняла ее помощь, хотя сделала она это с таким важным видом, словно делала этим честь Эллин. Девушка решила не обращать внимания на излишнее высокомерие хозяйки дома, а постаралась угодить ей.
После посуды наступил черед уборки по дому. Малкольму пришлось ей дать пару уроков по правильному держанию метлы в руках, при этом его лицо снова заливалась краской, стоило их пальцам слегка соприкоснуться.
Неожиданно быстро пришло время обеда, а дождь все никак не хотел сходить на нет. Так же как и утром, хозяйка дома, которую звали Тильдой, вначале заполнила тарелку едой и отправилась в комнату, которую занимала их семейная тайна, и только после этого они втроем засели за стол. Обед ничем не отличался от завтрака: все та же картошка, хлеб и сладкий напиток.
Принимая пищу, Эллин думала о том, что в комнате с закрытой дверью никак не мог быть пес, ведь псы не едят картофель, пусть и предварительно измельченный в кашицу. Тогда, кого мать Малкольма могла кормить все это время? Кто не произносил ни звука за весь день, позволяя себе легкие скрипы и стуки? Эта загадка засела в ее голове навязчивой идеей, желание разгадать которую стала для нее целью на ближайшее будущее.
«Даже если там человек, что с того? Какая тебе разница? Пленники не ведут себя столь тихо и их не кормят раньше остальных членов семьи» мысленно твердила она себе. «Единственное, что тебя должно сейчас волновать — это дождь, который никак не хочет заканчиваться, и судьба Альберта, сидящего за решеткой в офисе шерифа».
Она проверяла сухость своей одежды, развешенной на бельевой веревке в комнаты Малкольма и размышляла о нынешнем положении дел, когда дверь, скрипнув, открылась и в комнату вошел Клемментс.
— Слушай, Эллин. Что бы ты сказала, если бы я… ну, к примеру… я бы хотел показать тебе одно место недалеко от Конвинанта. Там очень красиво. Я уверен, тебе это место очень понравится… Конечно, не сейчас, а когда дождь закончится и спадет уровень воды.
— Малкольм, я хочу тебя спросить кое о чем.
— Да, конечно, спрашивай! — закивал он головой, словно давно хотел, чтобы она его хоть о чем-либо спросила.
— Я хотела узнать про Альберта Дрейка и его друзьях.
— Ну, из дома я сегодня не выходил из-за дождя, но я уверен, что они все еще за решеткой.
— Что с ними будет потом?
— Ну, их как преступников ожидает казнь через повешенье.
Эллин слегка замутило от слов Малкольма, но для пущего эффекта, она решила наморщить лобик, опустить веки и слегка согнуть ноги в коленях.
— Ой! — Она прижала ладони к груди и повернулась к Малкольму спиной.
— Э… Эллин, что с тобой? — как и ожидалось, в голосе парнишки прозвучало нешуточное беспокойство за нее. — Тебе плохо?
— Просто, Альберт для меня очень многое значит. — Она повернулась к нему лицом и, подойдя вплотную, взяла его за руку. — Твои слова больно ранили меня.
— Извини, я не хотел. Но, никого из них не повесят, пока на улице такой ливень.
— Но, ведь он закончится. — Эллин без труда смогла выдавить из себя слезу. Такие номера часто проходили у нее с тетушкой Терри и никогда с матерью. Нэлл Томин давно привыкла к тому, что ее дочь легко заливалась слезами при необходимости. — О, Малкольм, я этого не переживу.
— Он для тебя так много значит? — спросил помощник шерифа, смотря в пол.
— Я люблю его. Очень сильно. И если он умрет, я умру на следующий день.
— Не… Не говори так!