В отличие от слабоумного мальчишки, женщина с дочерью не привлекали к себе внимания, предпочитая стоять в сторонке в углу. Мать обнимала дочь и что-то шептала ей на ухо, а та, уткнувшись в ее подол, еле слышно пошмыгивала носом.
Парень не отводил от нее своего затуманенного взгляда, пока она не сделала шаг вперед, приняла боевую стойку и нахмурила брови. Парнишка тут же понял, что шутки с ней плохи и переключил свое внимание на стенку, при этом он не отвел взгляд и даже не отвернулся, а всем телом повернулся в другую сторону.
Так-то было лучше. Разобравшись с одной из проблем, она переключилась на другую, — более важную, — которой занимался за место нее Малкольм Клемментс и, судя по угасающему крику Тильды, все шло к разрешению и этой сложной для нее ситуации.
— Она останется в нашем доме до утра, пока Конвинант будет абсолютно безопасным, — заявил младший помощник шерифа.
— Только при трех моих условиях, — решила пойти на перемирие с сыном Тильда, при этом на выгодных условиях для себя. — Она, не будет гулять по дому и открывать из любопытства все двери.
«Да у вас дверей в доме только четыре, включая входную», заметила про себя Эллин.
— Хорошо, мама, — согласился Малкольм.
— Она будет выполнять все мои поручения и не спорить.
— Думаю, и с этим она тоже согласиться.
— И третье условие: она будет спать на кухне, а не в твоей комнате.
— Это уже мне решать.
— Я согласна, — произнесла Эллин, войдя на кухню, где и проходили распри между матерью и сыном.
На этом и был заключен шаткий мир, при котором Эллин могла считать себя наиболее пострадавшей стороной. Подумать только, потребовалось всего несколько дней, для того, чтобы она перестала узнавать саму себя. В последний раз она вытирала пыль и подметала еще в далеком детстве, когда из любопытства она наблюдала за работой служанок в доме своих родителей и просилась к ним в ученицы. Те давали ей влажную тряпку, а она уже по их примеру начинала уборку, вытирая пыль с подоконников, столов, гипсовых статуй. Служанки глядели на нее с умилением и весело смеялись. Но очень скоро такое развлечение ей наскучило, и она потеряла всякий интерес к труду обслуживающего их персонала.
Теперь она драила полы и чистила картофель ради крыши над головой и в мыслях даже не думала о жалобах или увиливания от работы. В то время как Эллин наводила чистоту под пристальным присмотром Тильды Клемментс, Малкольм тоже не сидел сложа руки, а занимался починкой исхудавшего ведра, которое в последнее время все заметнее начало протекать. Парень, которого Клемментсы звали Генри, смотрел, как работает Малкольм, иногда помогал ему, там, где это было нужно, но все чаще переводил взгляд на Эллин, которая на четвереньках ползала в прихожей.
Вся работа по дому закончилась только с начало сумерек. Эллин от усталости с трудом держалась на ногах. Но, Тильда явно была довольна проделанной ей работой, что доказывало отсутствие язвительных замечаний с ее стороны. После ужина (картофель показался Эллин самым вкусным блюдом, который ей доводилось когда-либо пробовать, хотя последние два дня она только им и питалась), Тильда включила свечу и направилась в свою комнату вязать, позвав с собой женщину в черном с ее дочерью, сказав, что эту ночь они проведут в ее комнате. Те безропотно направились за ней следом.
А Малкольм с Генри решили сыграть в карты.
— Эллин, не хочешь присоединиться к нам? — спросил ее Клемментс, тасуя колоду.
Эллин сидела на стуле, прижавшись затылком к стенке и смотрела в потолок, вспоминая свою комнату, где не надо было наводить порядок, где была широкая постель с балдахином, где всегда пахло свежим воздухом и цветами.
— Нет, Малкольм, я слишком устала, чтобы хотеть что-либо кроме сна.
— Извини, я даже не подумал. Я принесу тебе матрац, одеяло и подушку. А мы с Генри пойдем в другое место, поиграем.
Эллин с благодарностью улыбнулась ему и прикрыла веки.
Когда ее простецкая и твердая постель было приготовлена, а парни скрылись в комнате Малкольма, Эллин легла и уже спустя пару минут видела сны.
Ей снилась мать и тетя, которые причитали и плакали, видя перед собой дочь, чумазую и уставшую, одетую в грязное тряпье, когда кто-то прикоснулся к ее плечу и слегка качнул.
— Малкольм? — спросила она спросонья.