Лето испытаний [СИ]

«Ах, если бы на поезд напали разбойники» добавила про себя Эллин. «Они бы похитили меня, чему я бы была несказанно рада». Эллин не раз встречалась в газетах с новостями, об очередном набеге на пассажирские поезда, не говоря уже о дилижансах, а посему такой поворот событий мог быть вполне возможен. Ну а пока оставалось только мечтать об этом и вслушиваться в стук колес поезда.

Спустя пять минут матери Эллин и ее тетке, захотелось отлучиться в туалет. Данное свободное от их гнета время Эллин решила потратить на чтение небольшого томика стихов своего любимого поэта Роберта Мас Вин Дрейка. Нэлл Томин не нравилось увлечение дочери этим поэтом. Она называла его не иначе как «грубым неотесанным мужланом», и все по той причине, что Дрейк в основном писал об ужасах войны и про суровую мужскую дружбу на поле боя. Эллин же нравился его стиль письма и те описания, что он использовал в свих творениях, мастерски используя нужные слова в том или ином контексте, отчего предложения словно скользили по ее языку, превращаясь в нечто объемное и прекрасное. Она восхищалась его талантом сильнее в каждый раз, стоило ее матери проворчать нечто плохое в адрес Дрейка. Она часто представляла себе, как в жизни выглядел Роберт Мас Вин Дрейк. И ее воображение рисовало статного и сильного мужчину не больше сорока лет. Его лицо, скорее всего, было загорелым от палящих лучей и порывистых ветров тех мест, где он побывал. Под глазами у него наверняка морщины, которые не старят его, а придают больше мужества. Наверняка его щеку изуродовал шрам, который он приобрел в одном из боев, которых в его жизни было без сомнений великое множество. И конечно, несмотря на высказывания ее матери, он обладает прекрасными манерами и владел землями, объехать которые и за два дня было невозможно.

Эллин открыла томик стихов на своем любимом произведении, которое называлось «Усталый странник». И стоило ей начать читать стих, как все вокруг растворилось в тумане, а богатое воображение перенесло ее на страницы книги, как всегда это бывало, стоило ей только прочесть в уме первые строчки стихотворения.

Гонимый ветром лист осенний летел за мною по пятам,
Пылая ярче крови алой, стекавшей по моим рукам.
Опередив меня, он скрылся в тягучей гари черной тьмы
В которой я на свет родился, под вопли стонущей войны.
Враги кривили рты в гримасах, и пили жадно боль мою
Когда стоял я на коленях, не веря ворона вранью,
Что мне придется здесь остаться, забывший лица всех кого
Знавал я в прошлой своей жизни, и не осталось ничего
Что я хотел бы вновь увидеть, пред тем как Стикс свое возьмет
И сердце перестанет биться и друг погибший позовет.
Он позовет, и я откликнусь, в этом сомнений точно нет.
Но прежде чем я с ним увижусь, дам не ему — себе обет,
Моя рука в пыли кровавой поднимет молот боевой
И за моей спиной усталой раздастся клич и снова в бой
Я поведу тех, кто остался лишь призраком в дыму огня
В последний путь геройской славы, победы жар в душе храня.
Падут враги, падет их знамя, падет их дух во славу мне
И имена гостей Харона напишем кровью на стене
Тех крепостей, что мне виднелись в тревожных снах и наяву
Где поселится вольный ветер, когда в врата я постучу.
Без жалости и сожаленья я отомщу моим врагам
И крики их будут наградой давно обещанной друзьям.
Остынет бой, но ненадолго, я через Стикс построю мост

— «И раны наши исцелит лишь пыль веков в сиянье звезд».

Эллин Томин вздрогнула. Она настолько зачиталась произведением, что даже не заметила присутствие кого-то постороннего.

Молодой и симпатичный незнакомец, в дорогом костюме и в шляпе с узкими полями, сидел напротив нее и улыбался одними лишь уголками губ. Именно он произнес последние строки «Усталого странника».

— Я еще никогда не встречал столь молодых девушек, которых бы привлекало творчество Роберта Дрейка.

— Он мой любимый поэт, — не удержалась и подхватила разговор Эллин, хотя всегда считала, что разговаривать с незнакомцами противоположного ей пола было неприлично, о чем всегда ей напоминала мать и тетушка Тэрри. Парень был старше нее на два-три года, не больше. И был он очень даже в ее вкусе. Вдобавок незнакомец знал произведения Роберта Мас Вин Дрейка, хотя и произнес его имя без благородных приставок.

«О, Океан Надежд, сделай так, чтобы матушка и тетушка, еще немного задержались».