— Но, ведь именно ты связала все части воедино и пришла к правильному ответу, — не согласился с ней Альберт.
— Думаю, рано или поздно, многие пришли бы к такому же заключению. Не стоит преувеличивать важность моей роли в этом. Иди и расскажи все шерифу, только не упоминай моего имени. — Эллин взяла Альберта за руку и крепко ее сжала.
— Хорошо, — согласился с ней Альберт. — Я не стану упоминать твоего имени.
— Благодарю тебя, касс Мас Вин Дрейк. Вы очень любезны.
Эллин приподнялась на носочках и поцеловала его в щеку. Альберт даже немного наклонился, чтобы ей было удобнее это сделать. Он был готов исполнить ее пожелания и не задавать больше лишних вопросов. Зачем? Ведь он прекрасно понимал сам, почему Эллин не хотела гласности в этом деле. Всему виной был Малкольм Клемментс, который явно был ей не безразличен.
3
Альберт ожидал другой реакции от шерифа, но получил то, что получил. А именно — категорическое отрицание. Сид Рассел даже и думать не хотел, что во всех бедах Конвинанта была повинна больная сестра его младшего помощника. Единственное, что его радовало, так это то, что самого Малкольма не было в эти минуты в офисе шерифа, в котором происходил этот разговор, и он не слышал слов Альберта. Не хватало, что девушка стала жертвой изнасилования, так теперь на нее хотели повесить и обвинения в действиях, повлекших смерть нескольких десятков людей.
— Она беспомощная больная девушка, которая пережила слишком много ударов судьбы в свои молодые годы. А ты хочешь заставить меня поверить, что она вероломная и злобная ведьма?!
— Вы ведь слышали про одержимость Генри Белфаста? — не унимался Альберт. Он боялся, что шериф потеряет над собой контроль и ударит его изо всех сил кулаком в челюсть, но Дрейк решил идти до конца. К тому же он надеялся, что присутствующие с ними Марк, Кевин, а также Сэм и Рой, не позволят шерифу нанести ему больше двух ударов, случись тому впасть в буйство.
— Слышал от самого Малкольма, — признался шериф. — А вот откуда тебе это известно? Тебе девчонка рассказала?
— Не важно, кто мне рассказал, — покачал головой Альберт. — Важно, что Генри стал одержимым, побывав в комнате парализованной девушки.
— А по мне так это просто байки, придуманные матерью Малкольма или же той девицей, чтобы помочь облегчить моему помощнику вину за содеянное.
— Думаю, нам следует проверить эту версию, — сказал Кевин, не скрывая решительного тона в своем голосе.
— И как мы это сделаем, позволь спросить? — повысил голос шериф, переведя свой непоколебимый гневный тон с Дрейка на Нолана. — Вломимся в дом? Заставим Лили Клемментс подняться на ноги с помощью парочки оплеух? Вынесем ее на кровати к братьям Анку, и пусть они сами разбираются: она, не она? Что именно вы хотите сделать, просветите меня?!
— Это вам решать шериф, как защитнику правопорядка в этом поселение, — произнес Марк Уотер, как можно спокойнее. — Но, если мы останемся безучастными и не проверим эту версию, тогда вина за безумие всего поселения будет лежать на вас в первую очередь. А Анку останутся при своем — их наверняка устраивает оба варианта развития: либо забрать с собой на Земли Мертвых виновника возникновения Безликих в поселении, либо свести всех с ума.
В словах Марка заключалась жестокая правда и все это понимали, включая и самого шерифа. Также Сид Рассел прекрасно понимал, для чего были озвучены Марком эти слова: чтобы поселить в его душе чувство вины, а заодно подвести и к решительным действиям с его стороны.
— Хорошо, — согласился шериф, впервые за всю свою гневную тираду понизив голос и, опустив голову, уставился на кончики своих сапог. — Мы это сделаем. Но, если окажется, что Лили Клемментс — обычная девушка, не способная никому причинить зла…
Шериф не закончил свою мысль, предпочтя просто резко повернуть голову в сторону Альберта. И тот прекрасно понял, что хотел сказать шериф: в случае ошибки, на его голову обрушатся все несчастья мира, как из рога изобилия. Альберту Дрейку оставалось надеяться, что для него эти несчастья не превратятся во всеми уже забытую, включая и его самого, удавку на шее.
Как и ожидал Сид Рассел, Тильда Клемментс вспыхнула как спичка от гнева, стоило ему явиться на порог ее дома вместе с двумя жителями Конвинанта и тремя прибывшими из других мест, с четким намереньем войти в комнату ее дочери и убедиться в ее беспомощности. Вечно-бледное лицо матери Малкольма впервые на памяти шерифа покрылась багряными пятнами, а глаза выпучились, как при последней стадии удушения.