Выбрать главу

Через часик матэ кончился. Дон Хуан встал и пошел готовить следующую порцию, по пути крикнув мучаче, чтобы тот перетащил шланг в другое место. Мучачо, бодро ответив "Си, сеньор!", перетащил шланг не туда, куда нужно. Пришлось дону Хуану оторваться от процесса заварки и ткнуть бестолочь носом, куда.

К вечеру полив был завершен. "Сделали огромную работу!" – удовлетворенно сообщил дон Хуан нам. – "Вот так и приходится крутиться целыми днями!"

Из рассказо в попутчика. Сахар

Историю эту мне в самолете рассказал один гражданин лет 15 назад.

На Кубе, еще в советские времена, получили какой-то рекордный урожай сахарного тростника, 8 миллионов тонн (за достоверность цифр не ручаюсь, больно давно было). Как водится, тут же выкинули лозунг, что в следующем году будет 10 миллионов. По всей Кубе висели лозунги: Уберем 10 миллионов тонн сахарного тростника. С разными вариациями, примерно как это делалось в СССР. Урожай начали собирать, и стало понятно, что дай бог произвести шесть. Но лозунги и призывы по-прежнему висят везде, никто не решается их тронуть.

Наступает годовщина кубинской революции. На огромной площади в Гаване собирается митинг, где произносит речь Фидель. Имеется трибуна для посольских граждан и иностранных специалистов, среди которых и был рассказчик. Фидель выступает как обычно.

Он брал уроки ораторского мастерства, и речи у него замечательно построены… Начинает он всегда нормальным голосом, потом он постепенно усиливает звук. Оратор он, в отличие от советских вождей, не просто прекрасный, а супер-профессионал. У него в речи имеется определенный ритм, поэтому слушатели начинают воспринимать речь как нечто ритмическое, покачиваются в такт. Когда он к чему-то призывает, то площадь просто взрывается криками "Да здравствует" или "Позор империалистам". Там не нужны были никакие подставные граждане, которые бы что-то орали. Толпа слушателей завораживается до того, что иногда начинает приплясывать, хлопая в ладоши. И заканчивается речь тем, что Фидель практически кричит, а слушатели радостно орут в ответ.

В этот раз было то же самое. Фидель уже вступил в фазу, когда он почти кричит. И дошел до лозунга о 10 миллионах тонн. И тут он оговорился, прокричав вместо "Мы обязательно" нечто вроде "Мы, конечно, не получим в этом году 10 миллионов тонн сахара!" И до него мгновенно дошло, что же он выкрикнул. Он замолк. И вся площадь замолкла. Молчание длилось пару минут. После чего Фидель убитым голосом повторил: "Да, конечно, мы не получим в этом году 10 миллионов тонн сахара…" Дальше он опять помолчал, и продолжил уже прежним тоном: "Но мы не позволим империалистам…"

На следующее утро в Гаване все плакаты о сахаре исчезли.

Старообрядцы

Рассказывали мне давно попутчики в самолете. Уже лет как 6-7 назад. Поэтому деталей всех не помню. И географически я … Только контурные карты в школе зарисовывал.

Но, тем не менее, назвался груздем, а сам поганка – значит в мусорное ведро…

Итого, история. На стыке трех стран, одна из которых Аргентина, вторая, пожалуй, Парагвай, а третья – посмотрите на карту и выберите, что вам больше нравится – не помню, может, Бразилия, а, может, и Уругвай, в некотором царстве, в некотором государстве поселились старообрядцы из России. Когда они туда переселились – тоже не помню, что мне говорили, но кажется, в 19 столетии. А может и прямо перед первой мировой. Переселились из Сибири, вроде. Словом, все введение какое-то дерьмовое. Однако, думаю, что большинству на все эти детали наплевать, как и мне, то и ладно.

Итого, в сухом остатке: на границе Аргентины с двумя другими странами поселились старообрядцы из России. Уффффф, тяжело введения пишутся.

Места там такие были, что никто толком и не знал, на чьей территории они приземлились – границы в таких местах только на картах выглядят точно, а в реальности кому какое дело до тысячи гектар джунглей. Естественно, что виз или чего там еще у этих выходцев не было. А все что было – у какого-то аргентинского чиновника получили они бумагу, что купили гектаров десять этих самых джунглей. С картой. Самое интересное, что это и есть единственный документ, который обосновывает законность их пребывания в этих местах. Никаких паспортов, видов на жительство – в подобных глупостях и контактах с государством они больше замечены не были. Раскорчевали они свои гектары и посеяли там хмель. Пива в те времена в Латинской Америке почти не было. Хмель возили из Европы. Потому как почему-то хмель в тех местах один раз из семян всходит, а своих семян не дает, опять надо везти семена из Европы. Этим они и занялись. Возили семена из Европы , сеяли и продавали пивоварам. Доход был приличным, а земля в тех местах недорогая. Расширили они свое производство. Жутко разбогатели. И непонятно, чьи они подданные даже, потому как покупали земли они не по принципу, что это аргентинское, а это чье-то еще, а то, что им нравилось. А юридических документов у них – одна та старая бумажка о покупке первых гектаров.

Вот я так думаю, что с ума бы сошел, если бы оказался в ситуации, что нет у меня визы, паспорта, еще каких-то документов. Что вытурить могут из страны (правда, их не могут благодаря той бумажке). Но, все-таки, вот это проклятое, что без бумажки ты букашка, а с бумажкой – таракашка… бррр, сильнее меня.

Сальта

Когда Рикардо, профессор университета из Сальты, сказал портье, что я из России, он не ожидал особого эффекта. Однако результат превзошел все ожидания: за номер ценой 25 песо в сутки я платил по двенадцать, да еще и день прожил бесплатно. Портье воскликнул, что его отец был МакарОФФ. Что он эмигрировал из России, из Москвы, еще до революции. Мать у сеньора МакарОФФа была аргентинка, а сам сеньор ничем не напоминал русского, за исключением манеры трепаться.

Возможно, что это была моя расплата за те самые 13 сэкономленных песо. Дверь моего номера смотрела прямо на место обитания полусоотечественника. Приятели к нему приходили с пяти утра, а уходили после 12 ночи. И все время был слышен пронзительный голос бывшего Макарова. Его голос странным образом вобрал и русские, и испанские интонации с преобладанием последних. Хотя я мало что понимал по-испански, однако прослушав раз пятнадцать чудесную историю о поселившемся в номере напротив профессоре из России, я начал даже улавливать какие-то повороты сюжета, что история эта наполняется деталями, когда встает этот профессор, когда пьет чай и т.п.. Это были чрезвычайно занимательные беседы между сеньором Макаровым и его слушателями (я очень редко слышал их голоса – это был театр одного актера). Когда на прощанье я подарил сеньору Макарову несколько русских монеток, он с помощью зубов продемонстрировал, какие проделает в них дырки, после чего поместит их на брелок и будет вечно меня помнить.

Итак, гостиница эта была в Сальте, прелестном небольшом аргентинском городке. Я несколько раз спрашивал, сколько в нем жителей. Цифры были от двухсот тысяч до семисот. Никто не знал сколько, ни университетские профессора, ни даже сеньор Макарофф, который, похоже, знал ответы на все вопросы. Все-таки, видимо, в Сальте жило около 200000 человек. Помимо технического университета в нем были две фабрики с сотней рабочих, масса магазинов и кафе. А также множество авторемонтных мастерских.

Кафе здесь были центром жизни среднего и ниже среднего класса. Утром я шел в университет и видел в кафе рядом с гостиницей компанию, что-то обсуждающую и мирно попивающую кофе. Возвращаясь из университета, я видел все тот же состав компании, включающей владельца этого маленького кафе, и все те же чашечки кофе или бутылочки кока-колы. И поздно вечером можно было увидеть тех же людей в том же месте. Иногда за столиком сидел кто-либо изучающий какие-то бумажки. Он мог так сидеть часами, и хозяин не требовал от него большого заказа: чашечка кофе да какая-либо булочка – это и все, что он обычно заказывал за много часов сиденья.

Число людей, имеющих постоянную работу, в Сальте не могло быть большим, и меня всё время мучил вопрос, на какие средства живёт большинство жителей городка. Тот же вопрос интересовал меня и в России во время перестройки. Я хорошо знал ответ относительно той прослойки, к которой я принадлежал сам: это была не жизнь а выживание за копейки. Однако в России значительная часть низкооплачиваемых людей имела сады и огороды, за счет которых как-то подправляла свой скудный бюджет. В Сальте садовых участков не было. Садовый участок за городом был дорогим удовольствием, которое мог себе позволить университетский профессор или владелец среднего по размерам магазина, но никак не мог простой рабочий, а тем более безработный, к каковым относилось большинство.