— Я спрошу, где можно выпить кофе, — сказала Дина и направилась к деревянным мосткам.
Когда она ступила на понтон, ей навстречу снова вышел охранник. Дина о чем-то спросила у него и указала рукой в противоположную от Вадика сторону. Как только мужчина повернулся, Ситников выбежал из укрытия, прошлепал по влажному песку и вошел в реку по грудь. Он остановился и, чтобы насытить кровь кислородом, несколько раз глубоко и часто вдохнул и выдохнул. Почувствовав легкое головокружение, Вадик набрал полные легкие воздуха и нырнул. Спустившись к самому дну, он поплыл, размеренно работая руками и ногами, как лягушка.
Сквозь зыбкую, словно рифленую поверхность воды на дно проникал тусклый солнечный свет, от валявшихся повсюду старых покрышек, консервных банок и бутылок падали неверные тени. Ситников плыл с открытыми глазами, стараясь как можно дальше заглянуть в туманный зеленый сумрак подводного пространства. Когда нехватка кислорода стала особенно болезненной, Вадик увидел расплывчатый контур на дне. Выпустив из легких остаток воздуха, Вадик приблизился к этому контуру и различил огромный якорь, лежащий среди волнующейся травы, похожий на какое-то чудище. Цепь от него терялась вверху. Подросток сделал несколько мощных рывков и поплыл вдоль цепи туда, где над туманной толщей воды светило яркое пятно солнца. Вот в подводной мути наметилось вытянутое днище теплохода и два мощных винта, которые, казалось, вот-вот дернутся и закружат вихрем. Скользнув мимо крутого бока "Чайки", Вадик вынырнул, ухватился за цепь и, широко открыв рот, стал жадно глотать воздух. Оглядевшись, он понял, что проплыл под теплоходом и вынырнул с другой стороны, возле борта, обращенного к реке, а не к берегу — такое случается, когда плывешь у самого дна и плохо ориентируешься в мутной воде. Вадик легко, как по канату, подтянулся по цепи к палубе, перелез через бортовое ограждение, оклеенное рекламными плакатами, и, сделав несколько шагов по горячему полу, услышал мужские голоса, доносившиеся из приоткрытых окон кают-компании. Ситников на цыпочках приблизился к окну и, заглянув внутрь, увидел просторное комфортабельное помещение, где ничто не напоминало корабельный интерьер. Белые накрахмаленные занавески прикрывали не иллюминаторы, а обычные окна, которые не распахивались, а поднимались и опускались, как в поезде. В центре кают— компании стояли глубокие кресла и овальный стол на низких ножках. На полу лежал толстый бежевый ковер. Светлый потолок и стены, облицованные серебристыми панелями, создавали иллюзию простора.
В креслах сидели братья Бирюки, ждали Шипу— чина. Если бы они не называли друг друга по имени, Ситников так и не узнал бы, кто есть кто. У близнецов были одинаковые голоса и прически, одинаковые перстни на мизинцах и запонки в манжетах. Иногда они даже двигались синхронно — одновременно склонились к столу, одновременно взяли хрустальные бокалы с каким-то напитком… Если Валерию становилось жарко и он расстегивал верхнюю пуговицу на рубашке, то Геннадий делал тоже самое. Если простуженный на охоте Геннадий чихал — Валерий машинально подносил руку к носу. Когда официант принес и поставил на стол кофе, братья, как зеркальные отражения друг друга, откинулись на спинки кресел, чтобы дать официанту забрать тарелки с закуской, а затем одновременно протянули руки к чашкам. Они были похожи как две капли воды, это удивляло и немного тревожило Вадика. Несмотря на то, что голоса у близнецов были одинаковые, говорили они все же с разными интонациями — один был спокоен и уверен в себе, а другой явно нервничал. Ситников отлично слышал их, прижимаясь к стене возле приоткрытого окна. Он то поглядывал по сторонам, чтобы из-за своего ротозейства не попасть в лапы охранника, то смотрел в приоткрытое окно, через щель между занавесками наблюдая за тем, что происходит внутри.
— Как ты мог, Геша! Как ты мог поставить себя и меня в такое глупое положение?! — стыдил Валерий Бирюк своего брата Геннадия. — Тебя за это судить надо!
— Не кипятись, Лерик, — спокойно отвечал Геннадий. — Все нормально. Лицензия на отстрел волков у меня есть, самолет я арендовал по всем правилам, соответствующие документы имеются, могу предъявить.
— У тебя лицензия на отстрел волков! Волков! А не сайгаков!
— Да ничего страшного. Все нормально. Не кипятись, Лерик.
— Надо себя сдерживать, Геша! Ты взрослый мужик! Через несколько дней выборы, а тут такое!
— Эх, Лерик-Валерик, ну не мог я остановиться. Ты ж меня знаешь. Я, как паровоз, сдвинулся — не остановишь. Ну, войди ты в мое положение. Всю ночь гуляли, утром мужикам скучно стало, решили поохотиться. Сказано — сделано. Карабин зарядил, взлетел — а тут сайгаки, как на грех. Ну, не мог я не выстрелить, Лерик. Пойми, я охотник. Когда в руках ружье, перед глазами добыча — я себя не контролирую, палец сам на курок нажимает. Кто ж знал, что меня снимают два недомерка.
— Нет, все-таки тебя судить надо! Да, да, судить!
— Да за что меня судить? За сайгаков, что ли? Ну, хочешь, я штраф заплачу, чтобы ты не переживал.
— Да при чем тут сайгаки! Плевать я хотел на сайгаков! Тебя следовало бы арестовать за месяц до выборов! Засадить за решетку по обвинению в бессмысленном времяпрепровождении с преступными намерениями, за все твои пьянки-гулянки! За то, что ты впрямую компрометируешь меня своим поведением!
— Арестовать, говоришь? Ну-ну… А кто твою предвыборную кампанию оплачивает, забыл? Что бы ты делал без моих денег? Рекламные плакаты на каждом столбе, каждый день интервью, радио, телевидение, статьи в газетах — за все плачу я. И, заметь, круто плачу. Благодаря мне тебя знает каждая собака. Без моей поддержки ты — ноль, Лерик. Не видать тебе губернаторского кабинета без моей поддержки.
— Только не говори, что ты это делаешь бескорыстно. Ты свое вернешь сполна, если меня изберут! Нет, все-таки я не понимаю, как тебе удается сохранять спокойствие! Вложить огромные деньги в выборы и одним выстрелом все угробить! Страшно подумать, что началось бы, если бы пленка попала к нашим конкурентам! Доказывай потом, что сайгака в заповеднике убил бизнесмен Геннадий Бирюк, а не его брат Валерий, который ратует за ужесточение наказания за браконьерство! — горячо сказал кандидат.
— Да все нормально, Лерик, — не теряя спокойствия, произнес его брат. — Ты слишком серьезно относишься к сюрпризам. Тебя выбивает из колеи любое непредвиденное происшествие. Так нельзя. Не надо нервничать, размахивать руками, вот пепельницу смахнул. Не волнуйся, все нормально. У меня в холодильнике несколько тонн левой рыбы ждут отправки. Завтра поставщики должны привезти еще пару тонн. Вот разберусь с рыбой и уеду на несколько дней из города, чтобы ты перед выборами не дергался из-за меня.
Дверь открылась, и в кают-компанию вошел Марк Шипучин.
— Вот он, акула пера! Наш спаситель! Что бы мы без тебя делали! — воскликнул Геннадий и посмотрел на часы. — Много лет тебя знаю и не помню случая, когда ты пришел на встречу вовремя.
— Вот так всегда. Если говорят, что знают человека много лет, это значит, что хотят сказать о нем гадость, — улыбаясь, шутливо сказал Марк. Он крепко пожал руку Геннадию и Валерию, затем врубил телевизор и подключил к нему видеокамеру. В кают-компании он чувствовал себя как дома — видимо, не раз бывал здесь.
Бирюки два раза просмотрели запись. Геннадий Николаевич смотрел на экран хладнокровно, зато его брат, сжав ладонями виски, горестно качал головой, повторяя: "Все пропало… Все пропало…"
— Так, так, так… По телефону ты сказал, что у них есть копия записи? — спросил Геннадий у Ши— пучина.
— Есть, — кивнул Марк. — Своими ушами слышал, как они говорили об этом на крыльце перед редакцией.
— Из какого, говоришь, они лагеря?
— Из "Зарницы". Сто сорок километров от города.
— Сто сорок, говоришь? Так, так, так… — произнес хозяин хладокомбината, потирая руки, словно намыливая их. — Значит, час на машине, около двух часов на автобусе. Если ты сию секунду сорвешься, то успеешь в лагерь до того, как туда приедут пацан с девчонкой. Охоту снимали два паренька, один из них приходил к тебе, другой, судя по всему, остался в лагере. Значит, у него и хранится копия. Давай, Марк, двигай в "Зарницу", найди пацана, возьми у него интервью, сфотографируй для газеты, пообещай золотые горы, в общем, крути, верти его как хочешь, но без копии не возвращайся. А я в долгу не останусь.