Со всех нужно сорвать маску, немедленно, как эта девушка сорвала маску с того мужчины.
Роберта нигде не видно.
Саша снова сверяется с часами.
Убеждается, что Шип-стрит почти прямо за спиной.
Вон там. Вон там слегка поодаль фигура. Саша сразу его узнает – она может узнать его даже с капюшоном на голове. Это его плечи.
Саша спускается на пляж.
Привет, – говорит она.
Он молчит.
Она садится рядом на мокрые камни.
Он не смотрит на нее. Но говорит:
Можешь просто дать мне руку, Саш, всего на минуту?
Он хочет подержать ее за руку?
Он кажется таким маленьким и хрупким.
Потому она протягивает левую руку. Он хватает ее, засовывает под свою (теплую) куртку и вытирает ее мокрую ладонь о свой свитер.
Закрой глаза, – говорит он.
Нет, – говорит она.
Пожалуйста, – говорит он.
Зачем? – говорит она.
Всего на минуту, – говорит он.
Она вздыхает. Закрывает глаза.
Он всучивает ей в руку что-то холодное, изогнутое, стеклянное.
Не смотри пока, – говорит он.
Что это? – говорит она, не открывая глаза.
Подарок, – говорит он. – На будущее. Подожди минуту.
Обеими руками он крепко обхватывает сверху и снизу ее руку с каким-то подарком внутри. Саше кажется, что Роберт очень долго сжимает обеими руками ее руку.
Он отпускает ее. Но у Сашиной руки очень странные ощущения.
В ней лежит довольно большая стекляшка с двумя изгибами. Та состоит из двух соединенных стеклянных сфер. Она длиннее Сашиной ладони. Гладкая, стекло довольно тонкое, а внутри – что это? Ярко-желтый песок?
Саша пытается раскрыть ладонь, чтобы как следует рассмотреть. Ладонь почему-то не раскрывается. Эта штуковина к ней прилипла. Рука к ней прилипла.
Это часы для варки яиц.
Роберт тычет Саше в лицо бутылочку с суперклеем – лишь бы сестра успела увидеть, что это.
Потом Роберт бежит по пляжу, а Саша карабкается за ним по камням, но тут ее осеняет, что нужно быть осторожнее – нельзя карабкаться или барахтаться, ведь штука, которую брат приклеил к ее руке, сделана из тонюсенького стекла и ее нельзя разбивать, иначе Саша порежется и осколки стекла прилипнут к руке.
Саша выкрикивает имя брата.
Она видит, как его спина исчезает под перилами.
Саша стоит на каменистом склоне и трясет рукой, словно пытаясь стряхнуть эту штуку. Та прилипла как раз поперек первых трех пальцев. Саша не может их разогнуть. Она может двигать большим и мизинцем. Они не прилипли. Она может пошевелить лишь кончиками остальных трех пальцев.
Саша тянет за штуку. Когда тянешь, очень больно.
Какие-то люди, мужчина и женщина, подходят к ней и такие: с тобой все в порядке? Тебе помочь? Что-то случилось? В общем, наверное, она и впрямь закричала.
Спасибо, ну да, нет, все нормально, у меня все нормально, – говорит она.
У нее в кармане срабатывает телефон.
Она неуклюже тянется за ним не той рукой.
Новая эсэмэска от Роберта:
«знаю как ты паришься чё осталось мало время ну и это лучший подарок чё я смох придумать теперь у тебя вседа время будет на руках»
Она нажимает «ответить».
Но не может написать эсэмэску этой рукой – не той рукой.
Саша протягивает телефон женщине.
Не могли бы вы просто набрать пару слов для меня и нажать «отправить»? – говорит она.
Конечно. Само собой. Что написать? – говорит женщина.
Саша минуту думает.
Спасибо за исключительный сближающий опыт, – говорит она.
Женщина хохочет.
Мужчина начинает искать в интернете у себя на телефоне, как снять с кожи присуперклеенное стекло.
Затем женщина протягивает Сашин телефон с ответом, присланным Робертом:
улыбающийся смайлик рядом с грустным смайликом рядом со смайликом «средний палец».
Как с тобой такое случилось? – говорит женщина.
Саша качает головой.
Кто такой, – женщина косится на экран телефона, – Роберт?
Саша смотрит на штуку, превратившую ее руку в клешню чайки, птичью лапу. Саша переворачивает свою клешню, чтобы внутри стекла посыпался песок, и тот очень изящно пересыпается из первой сферы во вторую – тонкая золотая ниточка протягивается сквозь крошечное соединяющее отверстие.
Мой брат, – говорит Саша.
Время – понятие многомерное. Роберт Гринлоу только что доказал не только кривизну и многомерность времени, но и его множественную природу и доставил себе ТОТАЛЬНЫЙ КАЙФ, накрепко присоединив кусочек искривленного и многомерного времени к искривленному измерению смертной руки.
Кек.
!
В песне, которую Роберт спел бы, умей он петь, говорилось бы о том, что время – не просто что-то одно, время – это стекло и песок, оно ломкое и жидкое, хрупкое и прочное, острое и тупое, нынешнее и давнишнее, время – это до и после, гладкое и шершавое, и если попытаться устранить свою привязку ко времени, время захохочет и сдерет с тебя шкуру.