Когда я в пятнадцать минут третьего наконец попал домой, наша квартира напоминала духовку, разогретую для жарки пиццы. Раздевшись до трусов, я выбрался на площадку пожарной лестницы и устроился на матрасе. Сидни сидел на соседней площадке и снова читал при свете фонарика. Огромный том лежал у него на коленях, а сам он был одет так же, как и когда я впервые его увидел: в пижаму и ермолку.
— Привет, Винни, — сказал Сидни, как только я уютно уселся спиной к стене.
Нагнувшись к железным прутьям, я сказал:
— Ты до сих пор не спишь? Времени уже третий час.
— Знаю. Я ждал тебя… сегодня утром ты сказал, что, может быть, посмотришь мои книги.
— Да, но…
— Папа купил мне сегодня новую книгу, — возбужденно произнес Сидни. — Она просто замечательная!
— Сидни, ты или ослепнешь, читая в темноте, или разоришься на батарейках для фонарика.
Пропустив мое замечание мимо ушей, Сидни продолжал:
— Эта книга про Возрождение.
— Вот как?
Наклонившись ко мне, он заговорщическим тоном произнес:
— В ней полно рисунков голых женщин.
— Не шутишь? — сказал я, слегка заинтригованный. — Дай посмотреть.
Включив фонарик, Сидни протянул мне том. Возможно, для него эта книга была новой, но на самом деле она уже много повидала на своем веку. Размером дюймов пятнадцать на двенадцать и толщиной два, она сохранила обтрепанные остатки кожаного переплета, на котором еще виднелись следы золотого тиснения. Несомненно, когда-то эта книга стоила дорого.
— Папа купил ее у своего знакомого в букинистическом магазине на Второй авеню, — объяснил Сидни. — Она стоила целый доллар, но знакомый сбросил десять центов, потому что они с папой ходят в одну синагогу. — Раскрыв ее на развороте с репродукцией Сикстинской капеллы, он с гордостью объявил: — Микеланджело!
— Невероятно! — восхищенно произнес я. — Мой старик говорит, что однажды видел ее своими собственными глазами. Говорят, Микеланджело потребовалось много лет, чтобы написать все это.
Сидни кивнул. Его фонарик мигнул; батарейки уже садились. Он закрыл книгу.
— Если хочешь, завтра я покажу тебе еще, а потом можно будет сходить в библиотеку.
В его голосе прозвучало столько надежды, что я вынужден был задуматься. Определенно, меня тянуло к этому пареньку, и, определенно, в будущем он мог оказаться очень полезен. К тому же Сидни мне просто нравился. В нем было что-то от беспризорного щенка, подобранного на улице, с которым нельзя расстаться. Какого черта, подумал я.
— Завтра я весь день занят. Но… может быть, в пятницу?..
— Правда?
— Правда, — подтвердил я.
— Здорово! Когда?
— Не знаю… наверное, утром. Часов в десять-одиннадцать. А теперь давай немного выспимся.
Перевернувшись на бок, я закрыл глаза.
Через какое-то время Сидни тихо окликнул:
— Винни?..
— Да…
— Спасибо за то, что вернул ермолку.
— Не стоит.
— Нет, стоит… Спокойной ночи, Винни.
— Спокойной ночи, Сидни.
Именно в ту ночь я впервые решил пойти вместе с Сидни в библиотеку — именно та ночь изменила все.
Глава 6
На следующий день я отправился «на дело», одевшись так, чтобы произвести впечатление: серые габардиновые брюки, черная шелковая рубашка и начищенные до блеска черные штиблеты. Приехав в Верхний Ист-Сайд на такси, я ровно в час дня подошел к двери квартиры Терри Дворжак на шестом этаже с найденной зажигалкой, скрытыми мотивами и большими надеждами. Я понимал, что Терри, скорее всего, легла спать в лучшем случае около пяти, поэтому сознательно дал ей восемь часов сна, прежде чем нажал кнопку звонка. Меня удивил мелодичный перезвон первых восьми нот «Все мысли о Джорджии», но еще больше — то, что несколько мгновений спустя дверь отворилась. Терри была в темно-синих обтягивающих шортах, белой шелковой блузке и теннисных туфлях. Если такое только возможно, она выглядела еще более сексуальной, чем в чулках в сетку и туфлях на шпильках. Все утро я готовил несколько вступительных фраз, но все они бесследно испарились, как только Терри окинула меня взглядом с головы до ног и сверкнула улыбкой. Время, казалось, остановилось до тех пор, пока она наконец не сказала:
— Привет…
У нее был мягкий, живой южный говор с растянутыми гласными, так что получилось что-то вроде «при-иве-е-ет». С закрытыми глазами ее можно было принять за знаменитую актрису и певицу Дину Шор.