- Нет... - замешкалась, подыскивая объяснение, а после выпалила - мне... мне в туалет нужно...
- Лживая насквозь, - будто не слыша, продолжил Кирилл, он поднялся и неровной походкой двинулся ко мне - наврала с три короба, а мы все и повелись. - Я инстинктивно попятилась, уже жалея, что вообще выползла из комнаты. - Стоять! - Гаркнул он, и я замерла. Шаг, второй, третий... Он схватил меня за ворот свитера и притянул к себе - тяжелый дух алкоголя ударил в нос, - а после прошептал:
- Я обязательно узнаю правду, и ты пожалеешь, что соврала.
- Я... - сглотнула ком подступивший к горлу, - правду говорила.
- МАРИНА ЖИВА! - Взревел мужчина, встряхнул меня несколько раз и оттолкнул. Вроде бы несильно, но я, не сумев удержать равновесие, хлопнулась на пол. И так и осталась сидеть там, опустив низко голову и стараясь заглушить подступившие к горлу рыдания.
- Ашщ, - выдохнул Кирилл, - уберите ее с глаз моих! Иначе я за себя не ручаюсь.
- Пойдем, девочка, - меня подхватила под локоть, заставляя подняться та самая женщина, что была в гостиной и повела прочь. Пока мы шли, я узнала, что она мать Кирилла и зовут ее Нарина.
Остановились мы внезапно. Возле неприметной двери. Нарина приоткрыла ее и подтолкнула меня заставляя войти внутрь.
Комната светлая, уютная, с мягким ковром, небольшой кроватью полуторкой, пузатым комодом, письменным столом и парой стеллажей с книгами - на тот момент она показалась мне серым казематом.
Мать Кирилла оглядела комнату задумчивым взглядом и кивнув чему-то произнесла:
- Побудешь здесь, пока мы не решим, что с тобой делать. Там, - она указала на дверь, - ванная, туалет. Еду тебе сейчас принесут. - Она оглядела меня задумчивым взглядом. - И, пожалуй, одежду тоже. По шкафам не лазь. Дурная это привычка по чужим вещам шарить. Ни к чему хорошему не приводит.
Я опустила голову, стараясь спрятать пылающие щеки: никогда подобным не занималась, но кто мне поверит, - и тихо произнесла:
- Не буду...
- Раз так, то я пошла.
- Нарина...
- Ну что еще? - Спросила она раздражено.
- Я правда ничего Марине не делала... Клянусь, мы даже не встречались ни разу! Разве что мельком, в холле университета, но...
- Знаю, - перебила она меня.
- Тогда... Тогда почему вы со мной так... как с преступницей. Будто это я... Марину...
- Девочка, - ее голос чуть смягчился, - уж поверь, если бы мы видели в тебе убийцу, ты бы сейчас здесь не сидела. Есть места куда похуже этой комнаты. Да и Кирилл бы лишь угрозами не ограничился. Просто все слишком внезапно, слишком больно, тяжело... Слишком много этих слишком. Переход должен был затянуть ни Марину, так оть ее тело, понимаешь? А тут ты... и все мы мучаемся от неизвестности, затаенной надежды. А вдруг наша девочка все же жива? Вдруг, там что-то перепутали или ты соврала?
- А говорили, что верите... - я грустно улыбнулась.
- Алика. Тебя ведь Алика зовут, верно? Я никогда на сто процентов не поверю. Люди все такие. Пока не увидят собственными глазами, всегда будут чувствовать, как копошится червячок сомнения в душе. Да и даже когда увидят... Ты молодая, наверняка никогда никого не теряла. Пока тебе не понять.
- Бабушку... - пробормотала, вспоминая, как отказывалась идти в ее квартиру, потому что пока туда не ходила, оставалась иллюзия, что она все еще жива. Мне не нужна была правда, я хотела быть обманутой, чтобы было ни так больно. Им же, наоборот, необходимо было увидеть собственными глазами, чтобы принять. - Я поняла...
Она кивнула, растянула губы в усталой улыбке.
- Уже поздно. Сейчас тебе принесут ужин и одежду. Отдыхай.
Отдыхать не получалось. Совсем. Нет, спать я все-таки легла, после легкого ужина, который едва смогла в себя запихнуть. И даже сумела немного подремать, а потом на меня будто чан холодной воды вылили, и я открыла глаза.
Болела и кружилась голова, пекло глаза, меня бил сильный озноб, а из-за рта при каждом вздохе, казалось вырывается пламя. Похоже, ко всем своим несчастьям, я умудрилась заболеть. И позаботиться здесь обо мне некому. Раньше я любила болеть. Не так чтобы сильно, но мне нравилась эта забота родных. Их охи и ахи надомной и исполнение любого желания по первой же просьбе. Дело даже было не в последнем, мне нравилось ощущать себя по-настоящему дорогой своим родным. А сейчас родители далеко и даже Иришка, моя горячо любимая подруга и та осталась в нашей с ней комнате в общежитие, в моем мире. Наверняка ищет меня по всем знакомым и маму с папой, небось, уже "на уши поставила". Тем более после недавнего случая с Мариной... Интересно, а сколько вообще прошло времени? Я укуталась по подбородок в пуховое одеяло, слезла с кровати и подошла к окну. Отодвинула тяжелый бархат штор. На улице все еще было темно, выла, побитой собакой метель, белыми мошками лип к стеклам снег. Мне тоже вдруг захотелось выть белугой, уткнувшись в широкое папино плечо, как в детстве, а он пусть по головке гладит и обещает, что все будет хорошо. Стало еще холоднее, застучали зубы, я закуталась поплотнее в одеяло. Родные... как же я скучаю. Много бы отдала, чтобы только увидеть вас... Снег, вдруг, под моим взглядом перестал биться в окно заискрился в серебренном сияние фонарей, заплясал, складываясь в знакомый с детства лица. Я вглядывалась в них, пока не заслезились глаза. Моргнула и успела заметить, как снежная мозаика, распадается на белые пушистые снежинки, которые тут же подхватывает метель. Что это? Результат больного подсознания? Но к глубочайшему своему удивлению, больной я себя больше не чувствовала, прошел озноб и в одеяле стоять мне вот так теперь стало жарко. Как будто это видение забрало мою хворь без остатка, разве только слабость осталась. Странно все.