— Сегодня утром, — сказал Сенька, — почтальон письмо принёс. Под расписку. Заказное! Вот оно, — и Сенька снова поднял над головой бумажку. — Задание для наших тачанок! Чапаев пишет, что такие же задания посланы на лето и другим дружинам. Мы будем соревноваться. А Чапаев потом, когда уборку закончим, приедет поздравить тех, кто победит.
— Не приедет. До нас ли ему!
— Чапаев обманывать не станет, — убеждал Сенька. — Раз написал, что приедет, значит, тому и быть! Если, конечно, мы в соревновании не подкачаем… Приказываю каждому вот такую эмблему пришить, — и Сенька, выставив локоть вперёд, показал на треугольный лоскут с блестящими буквами «П» и «Т».
— Где ж золотых ниток достать?
— Доставать не нужно. Тома Бесхатнева уже вышила, — сказал Сенька и по-командирски глянул на Тому: — Есть эмблемы?
— Как было приказано, — ответила Тома. — А ещё я чапаевский приказ для всех на машинке отстукала.
— Молодец! — похвалил Сенька, шаркнув ладонью над губами, словно там были усы. — Запрягайте лошадей — и на тачанки! Двинемся выполнять срочное задание. Поручено возить огурцы на склад…
Вася попятился из-под тачанки к плетню и, пока мальчишки возились с лошадьми на конюшне, незаметно проскользнул к воротам и выбежал на улицу.
В голове у Васи был полнейший ералаш. Чапаев-то, оказывается, жив! Кто бы мог подумать! Ещё несколько минут назад Вася сомневался в этом, но теперь, когда услышал, что Чапаев собирается в колхоз приехать, отпали все сомнения.
Стало понятно, почему в колхозе новые тачанки построили — сам Чапаев приказал! И как это только люди до сих пор не знают, что Чапаев не утонул в реке Урал, жив остался! Невероятно! У него вон и домашний адрес есть. Иначе как бы Сенька ему письмо написал… Странно, что живого Чапаева по телевизору не показывают. Всем бы захотелось взглянуть, какой он сейчас. И в газетах не пишут, по радио не говорят. Тут есть что-то таинственное. Как и в тех двух буквах, что на Сенькиной эмблеме…
Вася искал дедушку Анисима повсюду: и в правлении колхоза, и на ферме, и в саду за селом. А он оказался в колхозной кузнице.
Лицо у дедушки взмокло от жары. Белёсые брови насупились до самых глаз. Распушённые усы торчали в разные стороны, словно соломинки. Дедушка то и дело вынимал платок из кармана брюк и вытирал лоб.
Он не сразу заметил Васю, а когда заметил, махнул на него рукой. Дедушка был явно не в духе.
Бородатый кузнец виновато смотрел на него и оправдывался:
— Напрасно, Анисим, на меня шипишь. Я тут совсем ни при чём. Пришёл товарищ Морозов и отдал такое распоряжение.
— Выходит, во всём председатель виноват?
— Ну да. Он самый. Так и сказал: «Как только рессоры починишь, ободки к колёсам приладишь, так пионерам тачанку передашь. Пусть они с моим Семёном на ходу прочность колёс испытают».
— «Моим Семёном»… — передразнил дедушка Анисим. — С каких это пор Морозов своего сынка в испытатели произвёл? Тачанка-то чья? Сам знаешь — с шестнадцати лет я на ней вместе с Чапаевым по белу свету колесил. Значит, мне и испытывать её после ремонта. Я хотел вот с ним, с Васяткой моим, проехаться. А Морозов, выходит, воспользовался своим председательским положением и мою тачанку собственному сыночку, как игрушку, на всякие развлекательные игры удружил. Дело ли это?
— У нас, Анисим, не одна твоя тачанка находилась. Нам из столярки ещё четыре доставили. Мы и их по всем правилам в металл обули. Пионеры на лошадях тачанки от нас на конный двор увезли. Слышал, у них насчёт тачанок какое-то очень важное указание поступило. Будто бы из самой Москвы… Как сказал товарищ Морозов, пионеры будут управлять тачанками.
— И помимо Сеньки имеются пионеры. Чего ж он сынка своего раньше всех прочих на тачанку посадил?
— Звеньевой. Ему положено…
— Чего положено?
— Первым испытывать.
— Видел я намедни этого «испытателя» на тачанке. На крутом повороте кубарем полетел. Его учить да учить надобно, чтобы лошадь по всем правилам смог в узде держать… Э-э, да что там! Пойду в правление к Морозову и всё ему начистоту выскажу. Пусть не думает, что раз избран председателем, то всё дозволено… Айда за мной, Васятка! Нечего нам здесь попусту балясы разводить…