— Друзья! Хоть вы охрипните, хваля друг дружку, — всё ваша музыка плоха!
— Воробьёв, — строго взглянул на меня Александр Фёдорович, — не торопись. До тебя ещё очередь не дошла.
Петя, вспоминая басню, усиленно тёр лоб. И тут я увидел, что лоб у него не такой, как вчера, а значительно больше. Сеня Куликов тоже обратил внимание на его лоб:
— Смотрите, а наш Петух поумнел…
Александр Фёдорович посмотрел и весело спросил:
— Петя, кто тебе выстриг волосы?
Петя стоял как пришибленный и хлопал глазами. У него горели щёки, уши и кончик носа.
— Я хотел басню поскорее выучить, — с трудом выдавил Петя.
Мы за животы ухватились от смеха. Придумал же!
Вместе с нами смеялся и Александр Фёдорович.
Нас всех троих учитель отправил на место. Я был доволен, что успел, хотя и раньше времени, выкрикнуть умные воробьиные слова. И смеялся больше всех.
— Чего гогочешь, как гусак? — мрачно спросил Петя и угостил меня подзатыльником. — В следующий раз не будешь подсовывать газетки с большелобыми.
Вот те на — я же и виноват! Собственным лбом надо было соображать.
Приключение четвёртое
САМЫЙ КРАСИВЫЙ
В полдень почтальон принёс в класс письмо со странным адресом. Помимо названия села и нашей школы на конверте было написано:
«3-й класс „Б“.
Вручить мальчику, который самый красивый».
Диковина! Таких писем, наверное, никто в целом мире не получал.
Прежде чем отдать письмо нашему старосте Володе Курбатову, почтальон пристально посмотрел на него и, уходя, заметил:
— Учти — письмо должен распечатать самый красивый.
— Ладно. Поищем…
Но определить, кто из нас самый красивый, оказалось настоящей головоломкой. Если бы письмо было адресовано красивой девочке, то тут и думать нечего. Зина Синицына давно бы уже распечатала конверт. Красивее её нет никого в классе. Так считают и все мальчишки и все девчонки. Наш учитель Александр Фёдорович даже однажды сказал:
— Ты у нас, Зина, самая красивая, а вот по знаниям — совсем не то. Ленишься.
На другой день Зина пришла в школу с двумя огромными голубыми бантами на голове. Девчонки заахали:
— Ах как красиво! Ах какая ты нарядная!
Но на уроке математики Зина, несмотря на свою красоту, не смогла решить пустяковую задачку. Александр Фёдорович поставил ей двойку. Соседка Зины по парте Нина Никифорова презрительно фыркнула:
— Никакая она не красавица! Нарядная пустышка — вот и всё. Одной внешности недостаточно. Нужны ещё красивая душа и умная голова. Так Чехов говорил. Человек без красивой души — ноль без палочки.
Жаль, что Нина Никифорова больше не учится в нашей школе. Она вместе с родителями уехала в другое село. Нина наверняка сумела бы определить, кто из наших мальчишек красивее всех. Спрашивать же учителя опасно — ещё, чего доброго, подумает, что мы заботимся о своей наружности, а на уроки нам наплевать.
Мы о красоте раньше вовсе и не думали. Девчонки — те думали, а мы нет. Так бы, наверное, и прожили всю жизнь, если бы не это странное письмо. Задало оно нам задачу! Попробуй догадайся: — кто самый красивый?
Я хотел было назвать себя, но вовремя спохватился: у меня волосы на макушке ёжиком торчат!
Сеня Куликов тоже чистосердечно признался:
— Нос у меня больно длинный. Не гожусь.
— Нос — ерунда, — серьёзно сказал Володя Курбатов. — У тебя, Сенька, мускулы жидкие. Красивый человек не может быть рахитиком.
— Мускулы не главное, — возразил Сенька. — Главное, чтобы мозги работали.
— Тогда ты тем более не красавец. В шахматы каждый раз продуваешься. Какие же у тебя мозги?!
— Сенька ещё лягушек боится, — подсказал я. — Тоже мне красавец!
— Сам не лучше, — обиделся на меня Сенька. — На сквозняке не можешь сидеть — чихаешь, как верблюд.
Мы до хрипоты спорили о достоинствах каждого из нас. Одного сочли слишком болтливым, у другого — болячки на лице, у третьего — в дневнике двойки да тройки, у четвёртого — лоб очень низкий… Так и не нашли мы настоящего красавца!..
Письмо осталось нераспечатанным. Но что поделаешь — справедливость прежде всего!
Наш староста класса печально вздохнул, положил письмо на подоконник и дал один час на размышления.
— Пусть каждый ещё раз подумает о своей красоте. Кто почувствует, что в нём красоты больше, чем безобразия, тому и письмо в руки.
Весь следующий урок мы сидели задумчивые. Вдруг Петя Кулёмин, чему-то обрадовавшись, толкнул меня и бок: