«Держись следующих правил: в большом умей видеть малое, в малом — большое, в нереальности — действительность, в действительности — вымысел»,— учит Шэнь Фу.
И Миша словно бы внял неведомому закону — его рисунок изобилует разнообразными приемами: линии прямые, пунктирные, многоцветные, мелкие цветные формы где-то образовывают мозаику, где-то разбрызганы, как осколки метеорита, где-то взяты целым пятном, масса точек, закорючек, штрихованных и располосованных овалов и кружков — и все это не распадается на энное количество элементов, а организовано в единое целое. Каждая деталь красива сама по себе, и в то же время она работает на целое. Вот какая богатая внутренняя жизнь у этого издерганного ребенка. Отчего такой разрыв между его внутренней жизнью и внешним поведением?
— Мам, а у меня посмотри! Это такая заколючка (зигзаг) пуговичная (рядом с «заколючкой» красный кружок), а на ней Баба-Яга летает (черный головоног), а на этом домике (прямоугольник с кружочками-окнами), она на всем этом летает (разноцветные росчерки — траектории полета Бабы-Яги).
Осознание идет параллельно с рисованием. Для Ани важнее изображение, а не изображаемое. Пройдет несколько минут, и Аня по этому же рисунку сочинит другую историю.
— А у меня ноги вязаной формы,— говорит Миша, рисуя закрученные линии. Ему понравилось, как Аня комментирует свой рисунок.— Это волшебный человек (желтый треугольный человек с синими крыльями-лепестками), а это у него шарик (Миша пририсовывает к синему крылу шарик и раскрашивает его разными цветами), он выкатывается из крыла, как шелк изо рта шелкопряда (опутывает тонкими желтыми линиями шарик), это шелковые нитки. У волшебника есть жена — волшебница. Рисует пузатое существо. Раз волшебник треугольный, то волшебница — круглая.— У нее тело — это воздушный шар. — Великолепная находка — в плотно заполненном пространстве необходима пустота, воздух, и воздух этот — в теле волшебницы
Все. Закончил. Тянется к следующему листу.
Одним движением обрисовывает туловище, руки-морковки с пальцами-ботвой, голову, посаженную в плечи, оранжевые глаза с коричневыми точками посередине, горизонтальные черточки под глазами — морщины. И вот перед нами недоуменный, растерянный человек. Два разных рисунка нарисованы подряд:. первый — типично детский, с избытком наделенный фантастическими персонажами, а второй — лаконичный, стремительный. Первый отражает мир детских фантазий, второй выражает настроение.
А если к этим двум рисункам присовокупить тот абстрактный «красивое и непонятное», то мы получим представление Мишином внутреннем мире. Не случайно Миша сочиняет музыку. Он чувствует гармонию и не только чувствует — он стремится ее передать. Миша — на подъеме, он идет в гору, а уставшая мама мечтает об одном — спуститься с горы на лужайку, сесть и отдохнуть, расслабиться. «Красивое» в Мише пока недоступно ей. «Непонятное» раздражает. Понять же что-то, будучи в раздражении, трудно. Нужно отстраниться. Хотя бы на время.
ЖАР-ПТИЦА В ПЯТКАХ
— Душа моя — это вкусность, душа моя — это радуга, — изрекает Аня. Ее распирает радость — и в лесу-то были, грибов-то насобирали, и рисунки-то нарисовали, и теперь вот вкусный обед. И солнце выглянуло.
— Солнышко мое, матушка, как горячо светишь,— обращается она к солнцу.
— Ань, а я — кто? — спрашиваю у Ани.
— Ты — мама, а солнце — матушка,— отвечает не задумываясь.
— Душа — это не вкусность, а невидимость,— вносит коррективы Миша.
— А «душа в пятки ушла» — что это значит? — спрашивает Петя у Ани.
— Значит, она опускается, а у души на пятках жар-птица.
— Нет, не так,— машет руками Миша,— душа в шапке-невидимке. Надели шапку-невидимку, и стал человек как будто в Человеке нет сердца.
«Чудесному», «непонятному» дети умеют находить адекватную словесную форму выражения. Почему у души на пятках жар-птица. А ведь это точно: жар-птица — символ волшебного полета, значит, душа необъятная, больше жар-птицы, раз она умещается на пятках, душа «летуча» — она легкая, бесплотная, прямая ассоциация с полетом птицы. Или почему, когда на душу надели шапку-невидимку, она стала человеком без сердца? Да потому, что раз надели на нее эту шапку, значит, человека-то нет (раз невидим, значит, нет — это детская логика), а раз его нет, то ничего нет, тем более — сердца, ведь оно за двумя печатями.
У детей метафорическое мышление. Они идут от образа. А вот откуда взялся этот образ? Как он зарождается в сознании ребенка?
Говорим о том, что такое дом. Поначалу ответы простые: дом — это где живут, спят, работают. А дальше:
— Дом для мыслей — это голова, дом для столов — столовая, дом для еды — холодильник.
Быстрый переход от передачи реальных признаков к метафоре.
Дети не боятся сослагательного наклонения. Все «если бы да кабы», которых не переносит взрослое ухо,— их реальное смысловое пространство. У них нет страха перед будущим, весело им смотреть вперед, меняя в воображении положения предметов:
— Эрик, ты посмотри, все рисуют! — восклицает Лида. Снизу, с плохим зрением, а все-таки разглядела, что мы на крыше рисуем.
— А он пусть не рисует,— говорит Миша.
Эрик наступает ногой на Мишин рисунок. Миша отталкивает Эрика. Эрик дает сдачи. Петя принимается их разнимать. Округлившимися от удивления глазами смотрит Аня на это побоище.
Я ухожу. Не переношу вражды, злобы. И не умею этому противостоять. Блаженный Августин в «Исповеди» писал, что наше представление о детях как об ангелах небесных (имеется в виду кротость, доброта детей, а не наличие у них крылышек) неверно. Дети жестоки и агрессивны по своей природе. Об этой детской жестокости написана книга «Повелитель мух» Уильяма Голдинга.. Но как бороться с этим злом, тем более что оно у детей проявляется спонтанно, как бы ни с того ни с сего.
…Мы гуляем по лесу. Спокойно беседуем. Вдруг Петя изо всех сил ударяет Аню ивовым прутом. На руке и лопатке вздувает красный рубец.
Аня плачет от неожиданной боли.
— Ты что, рехнулся? — кричу я на Петю, прижимая Аню себе.— Вот я тебя сейчас стегну, как тебе, приятно будет?
Аня плачет еще громче, но это уже какой-то иной плач, не боли, скорее от обиды.
— Не надо,— кричит она,— мне его жалко! Оказывается, она так раскричалась не от боли, не от обиды, от жалости… к брату.
— Какая ты жалостливая! — говорит изумленно Петя. Любовь побеждает зло.
— Вот что,— говорю я, возвращаясь в комнату,— сейчас же прекратите. Я ненавижу злых, ненавижу!
Да, такой любовью зла не одолеть! Я смотрю в окно, мне стыдно, но не могу заставить себя обернуться к детям.
— Они больше не будут,— Аня ластится ко мне.
— Не будем,— кивают оба.
МОДЕЛЬ СКРЫТОЙ АГРЕССИВНОСТИ
— Это Змей Горыныч, у него из пасти валит огонь.— Эрик пририсовывает красную полосу одним рывком. Лепит он так: нащиплет цветных кусочков, взгромоздит один на другой, а потом прихлопнет сверху кулаком — все.
Как-то он принес на занятие игрушечный танк и принялся облепливать его пластилином. Я подошла к нему и несколькими движениями превратила танк в слона. Эрик остался недоволен моим вмешательством. Но промолчал. Как только я отошла, оторвал от слона хвост, ноги и продолжил облепливание танка тех пор, пока он не превратился в ком. Увидев это, Лида пришла в ужас: