Пятьдесят шестой моторизованный корпус в безвозвратные потери записал более половины личного состава, а девятнадцатая танковая дивизия оставила в белорусских лесах всю свою технику. Потери гитлеровских войск за столь короткое время были катастрофическими, но немцы быстро пришли в себя, и наше наступление захлебнулось.
Продолжением этой операции стала Гомельско-Речицкая наступательная операция Белорусского фронта, которая тоже прошла для наших войск значительно удачнее – был взят Гомель и ликвидирован Гомельский выступ.
Главным во всех этих операциях было то, что и Белорусский, и Западный, и Первый Прибалтийский фронты не потеряли такого огромного количества бойцов и не только выполнили свои задачи, поставленные перед ними Ставкой Верховного главнокомандующего, но и сохранили свои войска для выполнения следующих уже летних наступлений. Боеприпасов, правда, все три фронта потратили немерено, но, главное, людей не потеряли и немцев похоронили приличное количество.
Помня о том, что радиопередачи слушают не только школьные учителя и профессора академии изобразительных искусств, но и простые рабочие и даже блатные и приблатненные шкеты, для лучшей усваиваемости информации Степаныч озвучил оба варианта изложения беспрецедентного подвига осназовцев НКВД. Сначала, понятно, официальный, а уж затем для простого народа с использованием классических идиоматических оборотов, командирского сленга и чисто народных выражений, очень часто мало отличающихся от вышеупомянутого сленга.
Сказать, что в студии и во всей стране смеялись, это не сказать практически ничего. По рассказу «Лето», куратор Степаныча из ведомства Лаврентия Павловича Берии от смеха вообще завалился грудью на заваленный бумагами стол редактора радиоцентра и в истерике колотил по нему своими немаленькими кулаками.
«Лето» и Степаныч мгновенно стали жутко популярными. К тому же этот доморощенный юморист на вопрос, заданный ему, почему командира беспредельщиков, ограбивших немецкую армию, зовут «Лето», ответил: «А у нас всегда лето. Даже в полярную зиму у советских людей лето, если это для Германии тяжелая зима.
Вот такое вот хреновое для немецкой группы армий «Центр» лето. И вообще это «Лето» пока еще майор, а будет он повыше званием, и для всей Германии хреновое лето наступит. А если кому хоть что-то не нравится, пишите письма: Москва. Управление специальных операций. Степанычу и «Лето».
Это не шутка. Пишите по любому поводу. Разберемся, а чем сможем, поможем». И письма стали приходить в наше управление мешками. С просьбами, пожеланиями, жалобами. Информация ведь быстро разбегается. О том, что письма надо писать по адресу «Москва. УСО. Степанычу, не один Степаныч по радио рассказал. Мы тоже рта не закрывали в своих командировках по стране.
Сначала разбором писем занимались те, кого мы освободили из лагерей, затем, по мере убывания последних на фронт, безногие инвалиды и родственники реабилитированных посмертно. Это была целая индустрия по реабилитации и адаптации в общество огромного количества крайне необходимых стране людей, а процесс, запущенный Степанычем, только набирал обороты.
Именно на опыте работы этого отдела и наработанных этим отделом знаний, умений и навыков в конце сорок четвертого года был создан отдел Партийного Контроля управления специальных операций, ставящий в четырехточечную коленопреклоненную позу в основном зажравшихся работников торговли, опухших от своей мнимой значимости партийных чиновников и оборзевших до последней крайности сотрудников НКВД.
Рейхсмарки третьего и, как показала дальнейшая история, последнего рейха, захваченные группой «Лето», были переправлены в партизанские отряды, в Швецию, Швейцарию и во все оккупированные гитлеровцами страны и пошли в дело. Золото и советские рубли тоже нашей стране пригодились.
Все были довольны. Кроме Гитлера с Геббельсом. Последний привычно и истерически громко орал со своей кочки, что все это пропаганда русских, пока Степаныч не скинул на Берлин сначала свой первый прототип планирующей бомбы, а затем и крылатой ракеты, соответственно прокомментировав очередное эпохальное событие.
Этот доморощенный юморист сам с летчиками в Германию летал. Его от самолетов за уши оттащить было невозможно. Слетал, сочинил новый текст, в очередной раз согласовал написанное с компетентными товарищами, выкинул его перед микрофоном и поднял настроение всей стране на целую неделю, рассказав, как красиво у Рейхстага в подвал ссыпался позвоночник. Разумеется, с такой высоты Степаныч видеть этого не мог – пока бомба долетела до земли, самолет улетел ух знает куда, но разницы реально никакой. К тому времени немцы об этом уже всему миру доложили.