С Александровой я больше не сталкивался. Видел ее несколько раз в столовой и на дискотеке, но градус напряжения между нами словно сошел на нет. Возможно, я просто смирился, что она здесь в «Синичке» и мне от нее никуда не деться. Да и ее слезы тем утром как-то отрезвили меня — все мы делаем ошибки, а она такой же человек, как и все вокруг. Все что мне нужно — держаться от нее на расстоянии, и тогда, возможно, мы с ней без потерь сможем сосуществовать на одной территории все лето.
Сегодня первый по-настоящему жаркий день, поэтому наш санитарный врач впервые в сезоне дает добро на купание в озере. После завтрака мы с ребятами некоторое время гоняем мяч на стадионе, а сразу после десяти возвращаемся в домик, берем плавки, полотенца и отправляемся на берег. По дороге встречаем отряд малышей и первый, который ведут Лариса, Катя и Лера. Кротко кивнув Александровой, я отвожу глаза. На ней микро-шорты, полностью открывающие ноги, и майка, завязанная узлом под грудью — вожделение к ней, которое я считал похороненным за два дня, просыпается с новой силой, и я чувствую, как кровь стремительно несется к паху, вынуждая меня выставить перед собой полотенце, прикрывая позорную реакцию собственного тела.
Несмотря на припекающее солнце, вода в озере бодряще прохладная, что мне, безусловно, на руку — одним махом я остужаю тело и голову. Мы с Пашей и Матвеем каждый делаем по одному заходу в воду с желающими искупаться, а потом падаем на полотенца, жарясь под горячими лучами.
Обсохнув, Матвей достает из рюкзака мяч и предлагает сыграть в волейбол. Парочка наших мальчиков тут же подрываются с места и идут вслед за вожатым, который в это время уже приглашает сыграть первый отряд. Несколько девчонок вызываются принять участие в игре. С ними встает Лариса и Катя.
— Лера, а ты? — спрашивает Матвей, подкидывая мяч.
Звук ее имени заставляет меня нехотя обернуться и посмотреть туда, где она сидит. Все время, пока мы были на пляже, я отлично справлялся с тем, что не глазеть на нее в купальнике, а сейчас не смог противиться искушению.
— Не хочу, я отдыхаю, — говорит она, указывая на сочное надкушенное яблоко в своей руке.
Я вообще не собирался играть, но какой-то черт заставляет меня подняться на ноги. Подхожу к Матвею, выхватываю из его рук мяч и, глядя на Леру, насмешливо поизношу:
— Струсила, Александрова?
Она застывает и медленно поднимает на меня глаза, забыв о недоеденном яблоке, и глядит так, словно хочет меня убить. Сок течет по ее тонким пальцам с аккуратным маникюром, и я вдруг ощущаю необычайную сухость во рту. Лера же в сердцах бросает фрукт в ближайшую урну и, вытерев руки о влажную салфетку, с воинственным видом встает со своего полотенца.
Мой взгляд против воли пробегается по ее ногам в коротких шортах. Впадинка под коленкой, родинка прямо под кромкой шортов, синяк на икре и тонкие щиколотки — я сглатываю, заставляя себя отвести взгляд, и прочищаю горло.
— Делимся по жребию? — предлагаю я.
— Матвей, я буду в твоей команде, ладно? — перебивает Александрова, посылая мне испепеляющий взгляд.
— Не вопрос, Лер! — с готовностью отзывается мой напарник, подставляя ей пятерню для хлопка.
Глядя на этих двоих вместе, я всерьез начинаю подозревать, что Паша меня обманул. Если Александрова и правда отказала Матвею, почему тогда они общаются как ни в чем ни бывало? Разве не должно было возникнуть между ними дискомфорта? Какого-то непонимания? Даже вражды?
Я не успеваю погрузиться в анализ происходящего, потому что Матвей отбирает у меня мяч и собирает вокруг себя всех желающих играть. И я вынужден сместить свой фокус на команду, потому что проиграть сразу и Волкову, и Александровой для меня недопустимо.
Партия проходит на удивление бодро. Мы не делили команды специально, но силы оказались примерно равны, так что в финале игры завязывается напряженная борьба. Конечно, если бы я не тупил порой, больше времени, чем того следовало, уделяя наблюдению за белокурой девчонкой, счет был бы в нашу пользу, а так мы идем вровень.
Встаю на подачу и осматриваю своих противников. Матвей, Костя, мальчишка Семен из моего отряда, девчушка из перового, Лариса и Александрова. Вот она как раз напротив меня, поправляет свой хвост, отчего короткая майка приподнимается, открывая мне обзор небольшой родинки под самой грудью. Я не могу отвести глаз от этого места, а рот увлажняется так, что я всерьез опасаюсь, что если заговорю, то у меня потекут слюни.
— Ты заснул что ли, Гордеев? — с откровенной издевкой ворчит из-за сетки Матвей.
В ужасе ощущаю, как кровь снова несется к паху. До того, как подать, смотрю, как приятель переглядывается с Лерой и они вместе смеются, и бью мяч с такой силой, что он летит с бешеной скоростью, едва не прорывая сетку.
Твою. Мать.
Это моя первая серьезная оплошность за всю игру. И та самая, которая может стоить моей команде результата.
Ловлю на себе насмешливый взгляд блондинки и слышу довольные голос Матвея:
— Сдаешь, бро, — а потом он по очереди обнимается с Александровой и Ларисой.
Я думал, что вспышки ярости, вызванные возможной интрижкой у меня под носом, я давно оставил в прошлом, но сейчас, глядя на то, как легко и непринужденно они общаются, мне снова хочется все крушить.
Черт возьми, да что за фигня со мной происходит?
12
Сегодня у Паши выходной, а Матвей с утра мучается с мигренью, поэтому большую часть дня я провожу в заботах о мальчишках. Костя из Новокузнецка поранил руку, неудачно упав со ступенек в столовой, и его нужно было отвести в медпункт. У Саши из Москвы заболел живот, и он отправился туда же. Потом я застукал двоих молодчиков из Петербурга за домиком с пачкой сигарет — пришлось отнять контрабанду и прочитать короткую нотацию о вреде курения в столь юном возрасте. Еще один новобранец сбежал из спальни во время тихого часа, чтобы встретиться с девочкой из тринадцатого отряда. Я не против подобных романтичных жестов, но не тогда, когда они подрывают дисциплину в коллективе. Один раз такое простишь — на следующий день спать не будет никто.
— Эй, ты как? — тихо спрашиваю я, заходя в вожатскую.
— Спасибо, бро, что прикрыл меня, — раздается с койки приглушенный голос Матвея. — Уже не так болит, но голова как чумная. Все на месте?
— Ромео вернул на место, — подтверждаю устало. — Ты был прав, что как только ребятня осваивается, начинаются проблемы.
Скинув кроссовки и носки, я ложусь на свою кровать и вытягиваю ноги, так что они свисают над краем. В красных домиках есть специальная кровать под мой рост, с тоской вспоминаю я. Я ее самолично модифицировал, чтобы спать с комфортом, а потом пришла Александрова и отняла у меня и кровать, и комфорт.
— Слушай, у тебя все нормально? — вдруг спрашивает Матвей. — Ты какой-то нервный в этом году. И это сейчас не подкол. Я серьезно беспокоюсь.
— Нормально все. Год был непростой, но я справляюсь.
— Я слышал про твоего отца. Мне жаль, Кир.
Ответить на это мне нечего, поэтому закинув руки за голову, я буравлю взглядом потолок. Я научился с этим жить, но как всегда при воспоминаниях о папе начинает ныть в груди и щипать в глазах. Говорят, пройдет со временем. Не знаю. Я даже не хочу, чтобы проходило, потому что это тоже своего рода память о нем.
— У тебя с Ларисой серьезно? — меняю я тему.
Этот вопрос вертится у меня на языке уже несколько дней, с тех пор как после памятной игры в пляжный волейбол я застал их за кабинкой биотуалета со спущенными шортами, но как-то не было подходящего момента, чтобы задать его Матвею.
— Ну, как серьезно? — он сухо усмехается. — Нравится она мне.
— А Александрова?
— А что с ней?
— Ты вроде на нее залипал в день приезда, — напоминаю я, поражаясь легкомысленности приятеля.
— Еще бы на нее не залипнуть — девка что надо. Но она сразу дала понять, что на отношения не настроена, а я в чужой огород лезть не стану.