В своей жизни я ошибался много раз. Ошибся и в ней? Все, что я узнал об этой девушке за этот короткий отрезок времени в лагере, кричит о том, что она не может быть такой, какой я считал. Она добрая, искренняя, готовая прийти на помощь — в том, как она общается с детьми, абсолютно нет фальши. Тогда чем была эта история с Вадиком? Есть ли в ней двойное дно, о котором он умолчал?
Я испытывающе смотрю на Леру, которая сидит напротив. Женщины — сложные создания. Понять, что у них на уме, всегда непросто, но я еще никогда не встречал никого, кого бы мне хотелось понять больше, чем Александрову. Чем больше узнаю ее, тем загадочнее она кажется. И уж, конечно, нет в ней ничего общего с теми, с кем я встречался раньше.
— Красиво, правда? — с тихим вздохом говорит она, не отрывая взгляда от полоски огней на набережной.
— Да, — подтверждаю я тихо.
Разница лишь в том, что пока девушка восхищается миром вокруг, я смотрю только на нее, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не пересесть к ней поближе и не обнять.
Подумать только, как много всего может поменяться за считанные дни…
Внезапный звонок телефона нарушает волшебство момента. Лера нехотя лезет за трубкой, мгновение смотрит на экран, потом отключает звук и бросает телефон обратно в недра рюкзака. Ее лицо, еще недавно такое одухотворённое и безмятежное, теперь похоже на восковую маску.
В моей душе вспыхивает безотчетная жажда защитить ее от неведомого раздражителя, выведать, кто или что так сильно расстраивает ее, но Колесо обозрения как раз завершает свой круг и до того, как я успеваю предложить прокатиться еще раз, Лера встает, ясно давая понять, что прогулка подошла к концу.
— У тебя проблемы? — спрашиваю я, не выдерживая гнетущего молчания, пока мы идём к машине.
Она отрицательно качает головой, нервным жестом убирая упавшую на лоб прядь волос.
— Лер, серьезно, если я могу помочь…
Она резко поворачивает голову, глаза пытливо всматриваются в мое лицо.
— Что?
— Ты впервые назвал меня по имени, — тихо отвечает она таким тоном, словно это важнее всего остального.
Я удивленно вскидываю брови.
— Лера, — произношу с легкой иронией. — Это не сложно.
— Раньше было сложно, — возражает она, продолжая буравить меня взглядом. — Даже тогда, пять лет назад. Ты ни разу не обратился ко мне напрямую.
Я хмурюсь.
— Не помню, — хотя тут, конечно, лукавлю. Пять лет назад я ее избегал, раздражался, когда видел с Вадиком, и скорее отгрыз бы себе язык, чем заговорил с ней.
Ее губы трогает улыбка, напряженное выражение лица чуть смягчается.
— Спасибо.
— За что?
— За вечер. Я не хотела оставаться одна, — признается она, а потом делает то, от чего у меня замирает сердце. Тянется к моей руке и обхватывает ладонь тонкими пальцами. Ее кожа — гладкая и мягкая, именно такая, как я себе и представлял, и от этого целомудренного контакта по венам разливается расплавленный огонь, в котором сгорают остатки моего здравого смысла.
Мое замешательство длится недолго. Я в ответ сжимаю ее руку и, пряча улыбку, переплетаю наши пальцы, наслаждаясь этой неожиданной близостью.
Обратно мы возвращаемся в тишине, но эта тишина не давит, как раньше. Наоборот, в ней комфортно, как бывает только с близким человеком. Я слышу, как Лера дышит, улавливаю шорох ее платья, когда она шевелиться. Дышу воздухом, пропитанным ароматом мандаринов и мяты, который всегда сопровождает девушку. И все это сжимает и без того тесное пространство салона до максимума, позволяя ощущать присутствие другого человека особенно ярко.
Жаль, что когда мы сели в машину, мне пришлось выпустить ее ладонь. Обычно мне не свойственна стеснительность, но в этот раз я так и не могу взять ее руку снова. Хотя очень этого хочу.
До лагеря мы доезжаем за сорок минут. Последние десять я намеренно сбрасываю скорость — отчего-то мне не хочется, чтобы этот вечер заканчивался так.
Остановившись на парковке, я слежу, как Лера отстегивает ремень безопасности, и вдруг вспоминаю о том, о чем мне вчера говорил Матвей:
— Надеюсь увидеться позже, — когда она вскидывает голову, вопросительно глядя на меня, добавляю: — На сходке в вожатской? Ты ведь придешь?
— Я не собиралась. Лариса хотела пойти.
— Вы можете прийти вдвоем. Мы с ребятами обычно дежурим — каждый из нас по очереди проверяет домики. И мы одолжим вам ГоуПро. Можно будет смотреть за коридором у нас на компьютере.
Лера тянется к дверной ручке.
— Так придешь? — нетерпеливо спрашиваю я.
— Да.
18
Я захожу в наш домик как раз во время отбоя. Матвей и Паша проверяют, чтобы отряд находился в кроватях, подгоняя застрявших в душе ребят.
— Как выходной? — интересуется Волков, замечая меня на пороге. — Татьяна порадовала нашего мальчика?
— Отвали, — отвечаю беззлобно, отказываясь вдаваться в подробности.
Да и что я ему скажу? Сам все еще в легком шоке от того, как все получилось с Лерой.
— Неужели она тебя продинамила? — тянет он с хитрой улыбкой, неверно истолковывая мое нежелание говорить о Тане.
— Мечтай, — бросаю я приятелю, скидывая с ног кроссовки.
— А я тут узнал, что у Леры Александровой тоже был выходной, — не унимается Матвей.
— И что? — невозмутимо спрашиваю я, игнорируя легкий трепет в груди от звука ее имени. — Я в душ. Планы на вечер не изменились?
— Нет, — он поднимает вверх указательный палец. — Мы взяли карты и бутылку Апероля.
— Я пас с алкоголем, — предупреждаю заранее, чтобы потом не выслушивать возражения Матвея.
— Бутылка на всех — вряд ли это можно назвать алкоголем, — фыркает приятель.
— Все равно. Я возьму безалкогольное пиво.
— Как скажешь, малыш, — он пожимает плечами. — Нам больше будет.
После душа я проверяю комнаты ребят и, убедившись, что все на своих местах, устанавливаю в коридоре камеру, предварительно связав ее со своим телефоном. Паша параллельно со мной делает ту же операцию в соседнем домике, где базируется первый отряд.
Лайфхак с камерами мы придумали в прошлом году. Раньше нам с вожатыми приходилось постоянно дежурить по очереди и порой пропускать классные вечеринки. Теперь же наши подопечные — как на ладони. Даже и не подозревают, что когда нас нет в домике за ними безустанно следит наша «радионяня».
Тусовки вожатых — классика каждой смены. Как правило, мы немного выпиваем, курим, играем в азартные игры — в общем, делаем то, что днем а лагере делать нельзя. Доля подобной запрещенки придает этим сходкам особую пикантность.
Когда я прихожу, на диванах в вожатской удобно расположились Матвей, Паша, Лариса, Катя, парни из тринадцатого отряда и девчонки из седьмого. Всего девять человек. А Леры нет.
Подавляю острую вспышку разочарования и, бросив пару приветственных кивков, иду к холодильнику. Баночка холодного безалкогольного пива ждет меня там со вчерашнего вечера.
Стоит мне оказаться спиной ко входу, на пороге появляется девушка, которую я никак не могу выкинуть из головы. Я это ощущаю каким-то шестым чувством — не вижу ее даже, но кожу на затылке все равно приятно покалывает.
— Всем привет, — раздается мелодичный голос.
— Лера! — тут же лезет к ней Матвей, фамильярно обнимая за плечи.
Никогда не считал себя собственником, но сейчас, кажется, я способен переломать все пальцы приятелю только за то, что они прикасаются к ее коже. А я нет. И плевать, что законных оснований на это нет ни у него, ни у меня.
Я глубоко вздыхаю, чтобы подавить в себе порыв рвать и метать, и открываю бутылку пива.
Как странно порой складывается жизнь. Еще неделю назад я бы затрясся от злости, если бы в разговоре зашла речь о Лере, теперь же трясусь, когда ее кто-то трогает.