— И не вернулась?
Девушка всхлипывает, а меня вдруг прошибает холодный пот.
— Кирилл, вдруг с ней что-то случилось?
24
Когда я выбегаю из домика своего отряда, наспех натянув толстовку и кроссовки, с хмурого неба моросит дождь. Ещё очень рано, но воздух непривычно влажный и прохладный. Даже не верится, что вчера безжалостно палило солнце, и температура стояла за плюс тридцать.
На улице я один. Катя в это самое время, должно быть, объясняет Паше, что случилось, потом они вместе пойдут к Панину — таков был наш план. А я не могу ждать: если Лера попала в беду — каждая секунда на счету. Я не позволяю себе удариться в панику, но на душе неспокойно и от волнения скручивает желудок. Рядом с лагерем лес, а она хрупкая девушка. И она не должна быть там, или где бы то ни было, одна в такое время.
Где искать Леру я не знаю. Но первым делом бегу к КПП, через которое, по словам Кати, она накануне вышла за территорию лагеря. До того, как прийти ко мне, девушка успела сделать круг вокруг лагеря и перекинулась словами с охранником, который, судя по всему, видел Александрову последним.
Я добегаю почти до указателя «Синички», потом сворачиваю обратно, прикидывая, куда Лера могла пойти из этой точки. И пошла ли? Что если кто-то забрал ее прямо с парковки на машине? Но если она уехала, то почему не взяла с собой телефон? Почему никому ничего не сказала?
Снова расспрашиваю охранника про вчерашний вечер. Он подтверждает, что видел, как Лера выходила. Никуда не торопилась. Была одна. Ушла в сторону леса и больше не возвращалась. Мне хочется наорать на него: спросить, почему он не поднял тревогу раньше — в конце концов, из лагеря ушла не просто вожатая, а племянница директора, но все это сейчас бессмысленно.
Недолго думая, я бегу к озеру. Именно туда, к дальнему берегу, где много дней назад я подглядывал за Лерой. Бегу той же тропинкой, внимательно глядя по сторонам, спускаюсь к пляжу, кричу ее имя, но вокруг тишина, прерываемая лишь резкими звуками, издаваемыми дикими птицами, и — ни души.
Дождь все усиливается, порывами налетает пронизывающий ветер, забираясь под одежду, небо затягивают низкие свинцовые тучи.
Я возвращаюсь на тропу. Передо мной расстилается лес, который сейчас кажется чужим и неуютным. Тревога усиливается. Несмотря на холод, на спине выступает неприятный липкий пот. И нет, это не из-за пробежки. Просто мне вдруг становится очень страшно.
Честно, я не знаю, что делать дальше. Свою основную версию я уже проверил, и она оказалось ложной. Теперь я могу вернуться в лагерь. Узнать, как обстоят дела там, понять, обратился ли Панин в полицию. Но я боюсь уйти и потерять драгоценное время, если Александрова все ещё где-то здесь.
— Лера! — сложив ладони в форме рупора, кричу я так громко, как только позволяют легкие.
В ответ лишь тишина, но я кричу снова:
— Лера!
Замираю, прислушиваясь. И вдруг слышу что-то, от чего сердце уходит в пятки. Слабый и едва различимый вскрик.
— Лера!
Возможно это лишь игра моего воображения, но что-то, что я даже не могу толком разобрать, вновь раздаётся откуда-то издалека.
Я снова срываюсь на бег. Под подошвой кроссовок скрипит земля и мокрая трава, дыхание прерывается, в груди стучит, как отбойный молоток, а легкие с трудом качают воздух.
— Лера! — снова кричу я.
На этот раз ответ, который я получаю, больше похож на реальность. «Я здесь», чудится мне, и я с новыми силами продолжаю прокладывать себе путь дальше.
Я зову ее снова и снова, каждый раз получая в ответ все более четкий ориентир. И, вот, наконец, выбегаю на полянку у малого озера.
Уже здесь от облегчения у меня подкашиваются колени. Лера, целая и невредимая, сидит на огромном валуне. Ее лицо бледное, губы посинели, влажные волосы разметались по плечам. И глаза заплаканные, красные. Но при виде меня в них загорается огонек надежды.
— Кирилл, — выговаривает она дрожащим голосом, показывая на свою правую ногу между двумя камнями. — Я застряла. Думала, никто не придёт…
Она горько всхлипывает, по ее щекам начинают течь слёзы.
Я бросаюсь к ней, беру за руки, растирая холодные пальчики.
— Шшш, — шепчу я. — Я здесь. Ты совсем заледенела.
Не раздумывая, сдергиваю с себя толстовку. Она чуть влажная от дождя, но тёплая, а Лера дрожит от холода.
— Давай, тебе помогу, — говорю я, цепляя край ее тонкой мокрой кофты и ловко стаскивая ее со стройной фигуры. — Ну вот.
Когда девушка утопает в моей толстовке, я несколько раз растираю ей плечи, и, наконец, концентрирую все внимание на ноге, которая провалилась в зазор между двумя валунами. Лера снова громко всхлипывает, ее с удвоенной силой начинает бить дрожь. Беру ее лицо в свои ладони и заставляю ее взглянуть на меня.
— Все будет хорошо, слышишь?
— Я боялась, что придут медведи… — шепчет она. — Всю ночь… Боялась уснуть… Слышала, что ты говорил.
— Про медведей я для ребят сказал, чтобы они не совались в лес, — говорю мягко. — Нет тут никаких медведей.
— Да? — заплаканные глаза смотрят на меня с облегчением и укором. — А я тебе поверила.
Наши взгляды встречаются. От беззащитности и страха, которые я читаю в выразительных фиалковых глазах, у меня сжимается сердце.
— Я сдвину камень, ты тащи ногу наверх, — инструктирую Леру, прочищая горло. — Поняла?
— Он тяжелый, — предупреждает она. — Я пыталась. Сломала все ногти.
— Ну, допустим, я чуть-чуть посильнее тебя, — иронично замечаю я, пытаясь разрядить обстановку.
Встаю на ноги и осматриваю полянку в поисках подходящей ветки, которую можно было бы использовать как импровизированный домкрат. Но стоит мне сделать шаг в сторону, как Лера мертвой хваткой цепляется за мою руку.
— Не уходи, — в ее осипшем голосе звучат панические нотки.
— Я никуда не уйду, — говорю я, склоняюсь над ней и нежно касаюсь губами ее влажного лба. — Не оставлю тебя, понимаешь?
Она кивает, но губы дрожат. Вот-вот снова расплачется. Мне очень хочется заключить ее в объятия и утешить, но дождь становится сильнее, она замёрзла и ее надо как можно скорее отвести в лагерь. Все остальное я обязательно сделаю — позже.
Не теряя времени, я обхожу поляну по кругу и поднимаю с земли толстую ветку. Проверяю ее на прочность и возвращаюсь к Лере, которая, не отрываясь. следит за каждым моим движением.
— Смотри, я вставлю ее между камнями и попытаюсь сделать щель пошире, — объясняю я. — Когда скажу, тащи ногу наверх. Поняла?
Лера кивает.
Просунув палку между камнями, я наваливаюсь на нее, что есть силы, надеясь, что она не треснет.
— Раз, два, три, — упираюсь ногами в землю и тяну на себя палку. — Давай!
Я вижу, как в раздавшемся проеме показывается тонкая нога со сбитой щиколоткой, а в следующий момент Лера обвивает вокруг меня свои руки и исступленно шепчет.
— Спасибо… спасибо…
Я бросаю палку на землю и разворачиваюсь, сам обхватываю Леру за талию и прижимаю к себе. Сейчас, когда она рядом, когда ей ничего не угрожает, я, наконец, могу выдохнуть.
— Что же ты делала тут одна, дурочка, — беззлобно бормочу я, вдыхая ее запах.
— Я просто хотела подумать. Побыть одна. Не заметила даже, как провалилась. Так глупо…
Мне одновременно хочется отругать ее, чтобы она больше не смела в одиночестве соваться в лес, и утешить. Обнять покрепче, поцеловать, наслаждаться ощущением ее хрупкого тела, прижатого ко мне.
— Давай возвращаться, ты вся дрожишь, и Катя с Пашей уже, наверное, поговорили с твоим дядей. Возможно, он уже даже оставил заявление в полицию.
— А как ты узнал?
— Катя сказала. Она хорошая подруга, — говорю я, но в этот миг небо над нами словно раскалывается, извлекая наружу оглушительный раскат грома. — Потом поговорим, хорошо? Ты иди можешь?
Нехотя отстраняюсь от Леры и снова опускаюсь перед ней на корточки. Внимательно осматриваю ее ногу, но кроме большой ссадины на щиколотке, ничего не вижу.