— Лера, — говорю я осуждающе, стараясь не пялиться на нее, но это заведомо бессмысленно. От Леры в целомудренных трусиках-шортах и мягком бюстгальтере не оторвать глаз. — Ты же болеешь.
— Давай, Кирилл, — подначивает девчонка, завязывая волосы в узел на макушке. — Долго ждать тебя не буду.
И пока я хлопаю глазами, пытаясь впитать в себя каждую деталь ее тела, она сбегает со склона вниз и с разбега заходит в воду. По нервам будто пускают ток. Медлить кажется мне преступлением. Я быстро стягиваю с себя одежду и, оставшись в одних трусах, следую за Александровой.
Несмотря на середину июня и бурлящий в крови адреналин, вода ощущается почти ледяной. На мгновение у меня захватывает дух, но стоит мне увидеть довольную улыбку Леры, которая, уверенно держась на воде, наблюдает за мной, как меня начинает отпускать. Я быстро захожу в воду по пояс, потом резко опускаюсь по плечи, начинаю плыть и сразу же перестаю чувствовать холод. Вода приятно ласкает кожу, смывая мурашки, и настраивает на что-то другое — чувственное и личное.
В два гребка я подплываю к Лере.
— Довольна? — спрашиваю я, разглядывая ее лицо.
— Довольна, — подтверждает она. — Тебе нужно было сделать это ещё тогда, на следующий день после нашего приезда. Может быть, тогда бы ты не был таким засранцем.
— Ах ты! — возмущённо выдыхаю я. — Ты знала, что я был там!
Как ни в чем ни бывало, девушка показывает мне язык, сверкая фиалковыми глазами.
— Конечно, знала. Ты так беззастенчиво пялился — я же не слепая. У меня от твоих глаз едва ожоги на теле не остались, — тянет она насмешливо.
Под водой я кладу руки ей на талию и придвигаю ближе к себе. Лера внезапно затихает. Выражение веселости покидает ее лицо. Теперь она смотрит на меня серьезно и словно в ожидании.
— На тебя приятно смотреть. В этом нет ничего удивительного.
— Какая поразительная честность, — ее обычно дерзкий голос на этот раз превращается в робкий шёпот.
Мои глаза фокусируются на ее губах. Сочных, манящих. Я медленно склоняю голову, мои губы приближаются к дрожащему рту, пока не зависают от них в считанных сантиметрах.
Дыхание Леры учащается, грудь поднимается. От желания у меня мутится рассудок. Я оказываюсь не в состоянии сдержать хриплый стон, а в следующий миг мои губы прижимаются к Александровой, похищая с ее губ тихий вздох и слизывая вкус озерной воды.
28
Исступленно целоваться в озере на рассвете, когда вода ласкает кожу, а горячее девичье тело доверчиво прижимается к груди — еще один новый для меня опыт. Даже поразительно — я-то считал себя искушенным любовником, а оказывается весь мой сексуальный опыт ничего не стоит рядом с Лерой Александровой. Чувствую себя мальчишкой, который открывает для себя удивительный мир плотских наслаждений, и с готовность ныряю в них с головой. Потрясающе.
Говорят, все познается в сравнении. Так вот теперь я уверен, что с Лерой у меня все как-то иначе: эмоции острее, чувства ярче, ощущения крайне волнительные и захватывающие.
Если подумать, то до ее появления моя жизнь была серой и скучной, даже если я так и не считал еще месяц назад, — именно она внесла в нее новые краски, пусть и не всегда положительные. Все оттенки раздражения, возбуждения, примитивной жажды, желания, нежности, заботы, притяжения, может быть, даже одержимости. И какой-то простой и понятной привязанности, которую испытываешь к родным людям, — вот этого я точно не ожидал найти в Лере. А она здесь — я это ощущаю на каком-то подсознательном уровне, когда держу девушку в объятиях и понимаю, что не хочу отпускать. Возможно, никогда.
Мне должно быть страшно. Страшно потому, что любая привязанность — это боль. Я это уяснил очень рано, когда от нас с отцом ушла мама. И я боюсь. Но с Лерой так легко забыть о последствиях и просто жить — без оглядки, без стоп-слова, без сожаления.
— Кирилл, — выдыхает она мне прямо в губы. — Пожалуйста…
Ощущение маленького, но такого женственного тела, прижатого ко мне кожа к коже, дурманящий вкус губ, порывистое дыхание. Ощущения настолько острые — все тело словно настроилось на то, чтобы получать удовольствие.
Мои руки скользят по гладкой спине, покрытой мурашками, касаются паутинки влажных волос на затылке. Потом спускаются вниз по спине и ложатся на округлые ягодицы, пересеченные мокрой полоской ткаи.
Лера тихонько стонет. Я сжимаю мягкую плоть пальцами и прижимаю к себе ближе. Еще ближе, не стыдясь сумасшедшего возбуждения, которое в этот самый момент трется о мокрую ткань ее трусов. В паху вспыхивает пожар. Вцепившись в мои плечи, Лера обвивает ноги вокруг моей талии, я же в ответ подхватываю ее под ягодицы.
Наш поцелуй становится безумнее. Языки сплетаются. Дыхание становится поверхностным и жадным — его хватает лишь на то, чтобы ухватить глоток воздуха и снова прижаться губами к источнику наслаждения.
— Ты просто ведьма, — бормочу я, пряча лицо в сгибе ее шеи. — Если мы не прекратим, я тебя прямо здесь возьму, слышишь.
— Возьми, — голос Леры звучит сипло и грубовато.
Бескомпромиссное согласие, которое я слышу в ее голосе, отрезвляет меня. Заставляет вспомнить, где мы находимся, и что через тридцать минут нам нужно быть в «Синичке», потому что прозвучит горн.
— Дурочка.
Конечно, я не собираюсь делать этого здесь. Искушение очень сильно, но наш с ней секс должен произойти не так, не здесь, не впопыхах. Мое терпение почти иссякло, но для первого раза с этой девушкой пляжа мне не достаточно. Она заслуживает большего. Да и я тоже.
Я целую Леру в шею. Языком слизываю с кожи капли воды.
— Давай на берег, — хрипло командую я, стараясь вернуть самообладание. — Ты дрожишь.
— Не от холода, — хмыкает она и делает попытку снова завладеть моими губами.
— Лер, серьезно, — слова вырываются из горла с мучительным стоном. — Пожалей меня. Я не хочу, чтобы это случилось прямо в озере.
— Мне все равно.
— А мне нет. Я хочу наслаждаться тобой долго. Очень долго. А не сделать это в спешке на пляже, когда под нами будет только смятая одежда и песок.
— Эстет, — дразнится Лера, но свои попытки соблазнить меня все же прекращает.
— Гедонист, — парирую я. — Когда придет время, буду смаковать тебя как хорошее вино.
Удивительно, но в ответ на это Лера заливается краской. То есть, то, что она забежала в воду в белье, ее не смутило, а сравнение с вином — очень даже?
На берегу я хватаю с гальки свою футболку и бросаю ее девушке.
— Вытирайся. И белье снимай, — командую я. — Врач и твой дядя мне голову оторвут, если ты заболеешь.
— Что прямо все снимать? — невинно вскинув брови, шепчет Лера.
Вместо ответа, я выхватываю у неё футболку и быстро растираю хлопчатобумажной тканью ее спину, плечи, руки, живот, бёдра и ноги. Я стараюсь делать это механически, но не могу остаться безучастным. Леру я хочу до боли. И то, что она так близко ко мне лишь распаляет и без того яркий огонь в моем теле.
— Теперь раздевайся, — говорю я. — И сухое надевай.
— Вот уж не ожидала услышать от тебя раздевайся и одевайся в одной фразе, — снова веселиться девчонка, хотя я вижу, что и ей сейчас не до смеха — щеки пунцовые, глаза искрятся откровенным желанием, а под плотной тканью бюстгальтера проступают напряженные соски.
— Поговори мне.
Когда она вытерта насухо, я собираю влажной тканью капли воды с собственного тела. Лера поворачивается ко мне спиной и заводит руки за спину, чтобы расстегнуть бюстгальтер. Быстро скидывает его и, подхватив толстовку, натягивает ее через голову. Потом скатывает вниз трусики и натягивает легинсы. Хорошо, что толстовка достаточно длинная, чтобы не показывать мне лишнего — иначе, я бы за себя не стал ручаться.
Обратно мы возвращаемся шагом — уже не бежим. Как-то сейчас это кажется неуместным. Да и хочется продлить время вдвоем — непонятно, когда мы ещё сможем пересечься один на один в полном детей лагере. К тому же, у меня есть вопросы. И сейчас, кажется, подходящее время, чтобы их задать.