Лера задумчиво прикусывает губу, потом, словно подумав и согласившись с моим утверждением, робко улыбается.
— Кирилл Гордеев — философ. Кто бы мог подумать.
На это мне ответить нечего. Этим летом я — совершенно другой человек. Может быть, другим меня сделала встреча с конкретно этой девушкой, а может быть, просто пришло время перемен.
Лера продолжает пробовать блюда, которые я заказал с доставкой из ресторана, а я любуюсь ею, не в силах отказать себе в этом удовольствии.
Рассыпанные по плечам волосы, моя рубашка на голое тело, румянец на щеках, свидетельствующий о недавнем сексе, глаза, в которых отражается луна, и отменный аппетит. Вряд ли я когда-либо встречал девушку, которая бы могла превратить простой приём пиши в чувственное зрелище. Подозреваю, так может только Лера. Или это я чересчур восприимчив к ней, что даже обыденные вещи воспринимаю, как нечто особенное. Впрочем, в этой девушке нет ни капли обыденного.
— Расскажи мне, как ты живешь в Москве? — спрашивает Лера, отправляя в рот жареную креветку.
— Живу, — я пожимаю плечами, думая о том, какой скучной могла бв показаться ей моя жизнь. — Я учусь на очном, но сейчас проще договариваться с преподавателями, если я пропускаю занятия. А я пропускаю. Работаю в банке на выдаче кредитов. По вечерам занимаюсь трейдингом.
— Что-то особого энтузиазма в голосе я не слышу, — замечает она серьезно.
— Это потому, что его нет. Работать в банке — это самое скучное занятие на свете. Но пока приходится.
— А если бы ты мог не работать, что бы ты делал?
— Мне нравится трейдить. В этом есть драйв. Сейчас я тренируюсь на небольших объемах, чтобы понять принципы теханализа на практике. Возможно, скоро смогу сделать трейдинг основным источником заработка.
— Я в этом ничего не понимаю.
— Это не так уж и сложно. Просто нужно трезво оценивать ситуацию на рынке, иначе можно слить весь депозит.
— У тебя такое бывало?
— К сожалению, — признаюсь я, вспоминая серию провальных сделок, из-за которых мой депозит из восьмидесяти тысяч превратился в двадцать восемь. — Именно поэтому я пока торгую небольшими объемами и не лезу в кредиты. А ты чем занимаешься?
— Я учусь на педагогическом, знаешь? — говорит она. — Не самая модная профессия, но мне нравится.
— Будешь учителем?
— Я не строю планы так далеко, — с внезапной грустью в голосе говорит она. — Видно будет.
— Почему же?
Мне кажется, в ДНК девушек с рождения заложена тяга к планированию, поэтому заявление Леры меня удивляет.
— Потому что жизнь непредсказуема. И если ничего не планируешь, то и разочаровываться не приходится.
— Немного пессимистично звучит, не думаешь?
— Нет. Думаю, что это помогает мне относиться к жизни проще, — она откладывает вилку в сторону и берет в руки бокал с вином.
— Почему ты раньше никогда не приезжала в «Синичку»? — задаю вопрос, который меня давно интересует. — Здесь твой дядя, твоя будущая профессия связана с детьми — лагерь просто создан для тебя.
— Я приезжала сюда несколько раз осенью, когда смены заканчивались. Летом не удавалось вырваться, — облизав губы, она делает маленьких глоток вина и ставит бокал на место.
— Так занята?
— После того, как я переехала к отцу, летом я навещала маму в деревне под Екатеринбургом, — поясняет Лера спокойно. — А два года назад папа заболел. Нужно было быть с ним.
— Как он сейчас?
— Он умер в прошлом году, — отвечает Лера сдержанно, но ее голос предательски срывается.
Я застываю. Ощущение, словно меня с силой ударили под ребра и теперь мне сложно вздохнуть. Поразительно, сколько всего нас связывает. Даже такие печальные события в нашей жизни перекликаются и словно делают нас ближе.
— Мне жаль. В прошлом году я тоже потерял отца.
— Я знаю, — говорит она с искренним сожалением. — Матвей говорил мне.
— Правда? И что же ещё говорил тебе Матвей? — спрашиваю я, не в силах сдержать рвущиеся наружу ноты ревности.
Лера пожимает плечами.
— Он просто старался подбодрить меня после того, как мы с тобой в очередной раз поссорились. Говорил, что у тебя был сложный год, и чтобы я не принимала все на свой счет, — она усмехается. — Но я-то лучше знала, что именно на мой счет мне и стоит все принимать.
— Я уже извинился за это, — напоминаю я. — Не пойму, когда Матвей успел в проповедники записаться.
— Он просто хороший товарищ.
— Для тебя?
— Для тебя, конечно, — удивленно отвечает Лера. — Я тут причем? Мы с ним две недели как знакомы.
— И все же о тебе он знает куда больше, чем я, — замечаю ревностно.
— Ну, во-первых, уже нет, — говорит Лера смущенно. — А во-вторых, у тебя есть еще целая смена, чтобы узнать меня лучше.
— Ты не останешься до конца лета? — уточняю хмуро, испытывая дискомфорт от этой новости.
— До конца не останусь, — подтверждает она. — Я изначально приезжала на эту смену и следующую.
— Почему?
— Потому что у меня есть другие обязательства.
— Это связано с тем парнем? — поганое предчувствие заставляет меня задать этот вопрос.
— В том числе.
Ее односложные ответы начинают меня нервировать. При мысли, что лето с Лерой закончится быстрее, чем я себе нафантазировал, на меня накатывает нечто похожее на панику. Что будет потом, когда она уедет? Хватит ли мне сил ее отпустить? Никто не говорил, что летние романы заканчиваются чем-то серьезным. Мне ли не знать — у меня перед глазами есть пример Матвея, который каждое лето встречается с новой девушкой, а потом они расходятся, как в море корабли.
— А что дальше? — все же спрашиваю я.
— Что именно? — на красивом лице написано растерянность.
— Ты и я.
— У нас есть, как минимум, пять недель, — отвечает она с улыбкой, которой я не позволяю провести себя. Ей тоже грустно.
Я протягиваю ей ладонь и, когда она ее принимает, тяну на себя, вынуждая Леру подняться со своего места.
— Что ты задумал?
— Иди сюда, — говорю я, усаживая девушку на свои колени.
Уткнувшись лбом в ее грудь, прикрытую моей рубашкой, я закрываю глаза, жадно вдыхая одной ей присущий запах, к которому на этот раз примешивается аромат моего одеколона. Она запускает пальцы в мои волосы, неспешно поглаживая меня по голове.
Я не могу ей этого объяснить, и, наверное, это все ужасно глупо, но уже сейчас я ощущаю боль от того, что через пять недель она уедет, а я буду вынужден ее отпустить. Пять недель, черт возьми! Чуть больше месяца. Тридцать пять дней. Это ничто. Мне нужно больше. Я хочу больше.
Пальцами я раздвигаю воротник рубашки и целую открывшуюся мне кожу. Покрываю мелкими поцелуями шею, верхнюю часть груди, выступающие ключицы, касаюсь языком ямки, в которой быстро-быстро бьется пульс.
— Я не хочу отпускать тебя, — в этой простой фразе соединяются все желания, физические, эмоциональные, которые я испытываю к Александровой.
— Не отпускай, — шепчет в ответ она, находя мои губы.
33
Что такое дом? Раньше моим домом был Екатеринбург, но с тех пор, как отца не стало, воспринимать нашу квартиру на Урале как родную я не могу. Москва тоже так и не стала моим домом — два последних года я снимаю небольшую студию на Университете, а до этого жил в общаге. Назвать что-то из этих мест домом у меня никогда не возникало никакого желания. Существует мнение, что дом — это не место, а люди, создающие в нем атмосферу. Если представить, что это так, у меня сегодня появилось ощущение, что Лера — это и есть мой дом. Необъяснимая фигня, но сейчас, когда мы лежим с ней на палубе катера, она сладко сопит у меня под мышкой, а я смотрю, как угасают последние звезды и светлеет небо на горизонте, я испытываю абсолютную гармонию чувств, мыслей и ощущений. И мне хорошо. Это состояние — не страсть, не радость обладания, не эгоистичная гордость от того, что я оказался у Леры первым мужчиной. Это тепло, спокойствие, ставший родным аромат мяты и мандаринов и близость, физическая и эмоциональная, которая словно дополняет меня. Ставит на нужное место кирпичик, которого не доставало в стене, и теперь, на этом самом месте, можно начинать строить дом, которого у меня так давно не было.