Выбрать главу

Вера отдышалась и обняла Веронику за плечи.

— Я их обожаю. Здесь, в деревне, что ни человек, то легенда. Дик воевал вместе с французами, в Сопротивлении. Участвовал в секретных операциях. А потом переехал сюда, на родину, и вот уже тридцать лет разводит цветы. Продает, конечно, но если у него просто попросить, отдаст, не задумываясь…

— Вы всех-всех знаете?

— Конечно, милая! Я ведь тоже здешняя уроженка. Февершемы всегда были богаты и знатны, а Леконсфилды — победнее, но упрямы. Мне было шестнадцать, когда я влюбилась в отца Джонни, а он уже был помолвлен с матерью Кэролайн… Я тогда поклялась, что выйду за него. Никто не слушал, только нянюшка Нэн. Собственно, она и помогла… А мать Кэрри вышла замуж за еще одного нашего соседа и прожила с ним душа в душу…

— Вера…

— Что, милая?

— Как… они ко мне относятся?

— Хорошо.

— Это точно?

— Видишь ли, Марго никогда бы не задала такой вопрос, потому что все эти люди для нее просто не существовали. Она не замечала их и творила, что хотела, забыв, что в деревне все про всех знают. Все же на виду! И какой ты человек, сразу раскусят. Ты добра и красива, умна и тактична, неужели ты считаешь этих людей дураками, неспособными увидеть это и понять?

— Нет, но…

— Они все любят Джона, переживают за него, желают ему счастья. Ты им нравишься, это видно по глазам. А теперь извини, я обещала полечку местному аптекарю. У него подагра, так что это ненадолго. Выпей эля. Здесь его варят по старинным рецептам, на цветущем вереске.

Вера стремительно ринулась в людской водоворот, а Вероника осталась на месте. Вернувшийся Дик смахнул пот со лба и принялся усердно ухаживать за «молодой леди», то и дело подливая ей в стакан душистый и пряный эль и без умолку рассказывая о том, что ПРАВИЛЬНО готовить эль могут только в его доме, да у Пратчеттов, ну и, понятное дело, нянюшка Нэн, да только она, старая ведьма, дай ей Бог здоровья, никому не рассказывает, корицу-то сыпать в сироп либо прямо в чан…

Через четверть часа Джон пробился к Веронике и был встречен ее жизнерадостным смехом. Он с веселым изумлением уставился на румяную и веселую «тетю Ви», которая сидела на краю стола и болтала ногами.

— Синеглазая, а ты в курсе, что эль — горячительный напиток?

— Нет! У меня прошла голова! Вот только стол качается.

— Боюсь, это не стол… Может, пора отвезти Джеки домой? Заодно и ты проветришься. Решено, идем прощаться.

— Со всеми?!

— Конечно!

Он снова обнял Веронику за талию и повел сквозь толпу, раскланиваясь и улыбаясь со всеми направо и налево. Девушка тоже кивала и улыбалась, но мысли ее были далеко. Вернее, никаких мыслей у нее не было.

Была только теплота, разлитая в груди, было ощущение безбрежного счастья, потому что ее обнимали эти руки, была неимоверная легкость в ногах, которые несли ее по мягкой траве в бархатную ночь…

Джеки будет счастлив в этом прекрасном краю, среди этих замечательных людей.

А она… она этого уже не увидит. Она станет чужой для него. В крайнем случае — надоедливой старой тетушкой, донимающей бесконечными вопросами о школе и планах на будущее.

И будут вежливые холодные поцелуи в щеку, но никогда, никогда в жизни златокудрое чудо не врежется в нее с разгона и не зароется чумазым носиком-кнопкой в белую блузку, и не будет больше того безбрежного счастья, в котором она прожила эти два месяца.

Вероника застонала в голос, и Джон в тревоге посмотрел на нее.

— Что-то не так?

— Я… я…

— Ви, детка, ты устала! Поезжайте с Джонни и малышом, тебе надо выспаться. Господь да благословит тебя, девочка. Я жалею, что ты не моя дочь, но знаешь… как чудесно, что ты вошла в нашу жизнь!

Вера звонко чмокнула Веронику в щеку и умчалась на очередную полечку, а Вероника продолжила ковыряться в собственной душевной ране.

Вошла в их жизни! Как вошла, так и вышла, так надо было сказать.

— Ты сильно устала?

— Это хорошая усталость. Знаешь, меня никогда в жизни столько не целовали и не обнимали, не говоря уж о комплиментах.

— Ну, в детстве-то…

— Да нет… Мать… приемная мать, я имею в виду, обожала Марго, а папа не слишком хорошо умел выражать свою любовь. Марго была красивенькая, живенькая, а я толстая и неповоротливая… Кэролайн тоже здесь? Не знала.

— А как же. Праздники она не пропускает никогда. Ничего, присмотрит за мамой.

Вероника мрачно смотрела в окно, исподтишка бросая ревнивые взгляды на Кэролайн, отплясывающую в отсветах пламени костра. Конечно, как же ей, в своем платье за два фунта, тягаться с легконогой богиней в тончайшем произведении искусства из натурального шелка?