— Пожалуйста, нет… — прошептал он.
Джекки поднял голову. Распухшее синюшное лицо едва ли не лопалось от скопившейся в теле воды. Вместо глаз чернели провалы, из которых сочилась слизь.
— Он поймал меня в поле. Ночью. Вы ждали меня у костра, а я не дошел. Он держал меня у себя в подвале неделю, прежде чем убил. Ты помнишь Николаевых у Северяг? Он каждый год снимал там дачу. А потом он привез меня сюда. Он всех привозил сюда. И привозит до сих пор.
— Я хочу назад… В лето… — проговорил Еремей. Глаза защипало, к горлу подкатил комок горьких воспоминаний. — Назад.
Убийца причалил, не замечая понурого Джекки. Привязал лодку к цепи, навесил замок и остановился, мусоля губами мятую сигарету.
— Может, все-таки пощекотать? А? Понимаешь меня, дурачок?
Сзади зашевелились кусты, послышалось тихое "Добро…". Риан с разрезанным горлом стоял у скрюченной березы и смотрел на Еремея. Старинный друг булькал кровью и сдавленно хрипел, пытаясь сказать что-то еще. Он был так не похож на Риана Доброслова, оставшегося в далеком июле очередным пропавшим мальчишкой. Мертвый мальчик показывал черными пальцами в сторону водителя внедорожника.
Убийца с притворной ленцой сошел с мостков и подошел к Еремею, глядя на него сверху вниз. Толкнул легонько в грудь.
— Ну так что, понимаешь?
Еремей отшатнулся, не сводя взгляда с Риана. Губы задрожали.
— Или опять потерялся, а? — продолжал мужчина. Он постоянно оглядывался по сторонам, словно боялся свидетелей. — Ау?
Следом за ними шел Джекки, и с рукавов рубахи капала на старые доски вода. Джекки Соломенная Шляпа, Ди-Джей Джекки… Четырнадцатилетний Евгений Куреев, пропавший там, в другом мире без июля, много-много лет назад. Первая жертва.
— Я хочу обратно… — опять вырвалось из груди Еремея. У него хриплый голос. У него другие руки. Он посмотрел на бледные ладони, на грязную и потасканную одежду. На правом запястье красовался зеленый браслет с вложенной запиской. Трясущимися пальцами он развернул бумажку.
"Здравствуйте. Меня зовут Еремей Савушкин, к сожалению, я очень болен и могу не понимать вас. Если вы видите, что рядом со мною никого нет, то, пожалуйста, отведите меня по адресу…". В горле щелкнуло, земля поплыла перед глазами, а на лбу выступил холодных пот.
— Ладно, дурачок. Живи, — улыбнулся стальными зубами расслабившийся мужчина. — Ты неинтересный. Твои дружки были вкуснее.
Словно кукла Еремей побрел вслед за убийцей. Позади хлюпал Джекки, слева ломился сквозь кусты молчаливый Риан.
— Пошел вон, — оглянулся на него мужчина. — Уйди от греха! А не то все-таки проверю тебя на щекотку.
Еремей его не слышал.
У внедорожника, у пассажирской двери, стоял Тобби. Из вырезанных глаз сочилась кровь, бурыми дорожками рассекая его белое лицо на части.
— Ты помнишь тот день, Еремей? Ты помнишь? — пошевелил губами мертвый друг.
Еремей пошатнулся от черной волны памяти.
«
— Пожалуйста, не надо. Пожалуйста! Помогите! — слышен детский крик в темноте затхлого подвала. Здесь воняет гнилью и страхом. Сквозь узкую щелочку Еремей видит залитую солнцем лужайку "по ту сторону мира".
— Заткнись, щенок. Заткнись! А ты смотри, смотри! Вот что такое щекотка. Ты боишься щекотки? Боишься?! — он ненавидит этот хриплый голос невидимого человека. Ангела тьмы, схватившего их на дороге.
— Еремей, пожалуйста! Помоги!
— Тобби, не трогайте Тобби! — кричит Еремей, не в силах оторвать глаз от сломанного велосипеда Тобби, валяющегося у дороги и едва прикрытого грязным мешком из-под картошки…
— Заткнись, щенок! До тебя очередь дойдет. Я еще проверю тебя на щекотку! — Еремей не видел того, кто их схватил. Не видел. И не хотел видеть. Но он слышал, как клацали стальные зубы, вонзаясь… О нет, он не хотел об этом думать, не хотел!
Крик Тобби превратился в дикий вой, и Еремей вдруг шагнул в спасительное лето»
Сегодня же он вернулся. Спустя годы.
— Пусти нас, Еремей, — сказал Джекки. — Пусти.
Что значит «пусти»?
— Я не могу. Я…
Убийца остановился, обернулся. Тобби, переваливаясь с ноги на ногу, будто ему сильно натерло в промежности, подошел к мужчине и встал по левую руку от него. Еремей чувствовал взгляд Миши Тоббова. Это был его прежний, такой знакомый взор, вселяющий уверенность в праведности любых проделок.
— В озере становится тесно, — вместе со словами изо рта Тобби стекает черный ил.
— Я не хочу…
— Чего ты бормочешь, а? — убийца скрестил на груди руки. Облизнулся нервно, посмотрел по сторонам. Где-то наверху шумело шоссе. Гудели дикие механизмы загадочного завода на той стороне озера. Пахло грязью и затхлостью умирающего озера.