А тут еще Олег – отворачивается, не отвечает, смеется весело, играет в гараж с Муслимом. Так бывало и раньше. Раз – и нет дружбы. Может и толкнуть, и ущипнуть. За что? Однажды разрушил Сережину башню после того, как Мария Игоревна сказала, что Сереже с его ресницами надо сниматься в рекламе. Больно ударил по руке за то, что Сережа дал Андрею посмотреть его, Олегову, машинку. И молчал полдня. Потом вдруг – опять прежний, хороший Олег. От Олеговых штучек, от непонятности Сережу мутит почти как тогда, когда он отравился мороженым в парке. Олег, монстр. Плохо, очень плохо. А все-таки – такого монстра нет ни у кого! Коля не в счет. Одному Сереже такое богатство, такое счастье!
Когда Мария Игоревна, хлопнув в ладоши, крикнула: «Гулять!», Сережа вошел в раздевалку с опаской и надеждой, как разбойник, отправившийся в лес откапывать награбленное. Карман – нора с опасным зверем. Варежка. Жесткая пупырчатая кожа. Уколы шипов, укол крыла. Пластик теплеет, оживает и сливается с ладонью.
На улице пасмурно, мокро, противно. Сережа мыкался. Куда приткнуться? Олег катал вместе с Муслимом машинки по краю песочницы. Монстр рвался наружу, требовал восхищенного рассматривания, зрячего ощупывания. Сережа то и дело снимал варежку, лез в карман, а потом и вовсе оставил руку внутри. Потихоньку отошел к железной ограде, оттопырил карман, приподнял монстра так, что показалась крокодилья голова.
– Мальчик! Эй, мальчик!
Черный человек! Им пугал Олег. О нем предупреждала мама: «Никогда не разговаривай с чужими! Подойдет к тебе дяденька, даст конфетку, а потом посадит в мешок и утащит в подвал».
И вот он – по ту сторону ограды. Сереже все в нем видится темным, неразличимым – лицо, пальто. Только вцепившаяся в железный прут рука – белая.
– Мальчик! Позови, пожалуйста, Катю Родионову. Она рыженькая такая. Только тихонько, чтобы никто не слышал.
Где Мария Игоревна? «Дети, я на минутку, не разбегайтесь, я сейчас вернусь». Где мама? На ватных ногах двинулся к Кате, потянул за локоть.
Катя не удивилась, пошла к ограде, слушала, кивала головой. Белая кисть погладила ее по плечу. Сейчас вытащит Катю наружу. А там и мешок, и подвал.
– Дети, дети! Все сюда! Прогулка закончена.
Сережа видит, что Мария Игоревна черного человека заметила, но не закричала и в милицию звонить не кинулась.
Варежки полагается класть в сушильный шкаф. Монстр теперь совсем беззащитен.
Мама в коридоре:
– Сережа, а что тебе Колина мама сегодня утром сказала? Опять просила с Колей играть?
– Да.
По дороге домой мама рассказывала:
– Представляешь, какой ужас?! Ты же знаешь Максима из второй старшей группы. Ну, такой кудрявый. Так вот, мы уже давно заметили, что у нас стали игрушки пропадать. Не знали, на кого думать. Сначала решили, что это Ваня – он самый бедный. А вчера застукали – Максим! И его мать якобы ничего не замечала! У них, говорит, столько игрушек, что и не упомнишь все. Вот так! Денег куры не клюют, а ребенок позарился на детсадовское старье. И знаешь, что противно: мы его спрашиваем: мол, ты украл? А он нам в лицо так нагло: «Нет, я из дома принес». Шесть лет, а уже врать научился. Вор и обманщик. Что же с ним дальше будет?
Мама шла в сумерках на грохот проспекта, держала Сережу за руку, обходила лужи и думала о том, какой он впечатлительный. Вон как помертвел после ее рассказа. Как тяжело ему будет жить среди таких ловкачей, как Максим и его мамаша. Папашу не видела, но наверняка он не лучше. А эта Вера! Пронюхала, что у Сережи скоро день рождения. Надеется небось, что Колю пригласят. Да куда приглашать? Кого? В однокомнатную, заставленную? А эта все лезет, все навязывается со своим малахольным сыночком. Еще возьмет и подарит что-нибудь вредное. Заплатила директрисе, чтобы больного ребенка приняли. Платит воспитательницам за дополнительный уход. Что за время такое поганое! Все деньги решают. Какой ты хороший, какой родной, мой Сережа! Ты будешь хорошим человеком. Самое главное во все времена – оставаться человеком.
Откуда эта злоба?
Проснулся с ненавистью к жене. Идиотка! С утра накрашенная, свежая, в новых джинсах и красной блузке. Ах, как продуманно! Красное идет брюнеткам. Это тебе не халат допотопный да шлепанцы стоптанные.
– Андрей! Я ставлю кофе! Глаженая рубашка в шкафу.
Как приветлива, как вежлива. Как же – кандидат филологических наук. Теперь только перед гостями выпендриваться: «Все в прошлом. Я домохозяйка со степенью». Вроде переживает, а сама рада-радехонька, что не надо мотаться за тридевять земель в задрипанный институт на другой конец Москвы. Первое время, когда пошли хорошие деньги и он стал задерживаться допоздна, а потом вставать, как сегодня, в одиннадцать-двенадцать, закатывала сцены, будила по утрам, чтобы отношения выяснить. В новой квартире у каждого своя комната, и жена спит как сурок, когда он, радостный или удрученный, но всегда измотанный, возвращается домой.